Несмотря на прожитые тридцать восемь лет, Сэм покраснел.

— Ради вас, мисс Хант, сделал все, что смог, — ответил он.

Сэм начал работать над .стенами ее галереи пять лет назад,

когда она въехала в дом на Беверли Хиллз, работал в ее лет­нем доме у озера Тахо, а теперь заново отделал стены галереи. И всегда эта женщина давала ему понять, сколь ценит его талант и трудолюбие.

— Хочешь воды, «Кока-колы» или еще чего-нибудь? — спро­сила Мишель.

— Нет, благодарю.

И тут с другого конца галереи ее позвал домработник, сказав, что ей звонят.

— Какая женщина, — тихо сказал Сэм. — Истинная леди.

Мишель прошла по галерее, к своему рабочему столу, у входа

в дом, выходящего на Родео Драйв, заметив, что пришел один из художников, выставляющий у нее свои картины. Ее дружелю­бие, как всегда, окупалось сторицей. Художники непостоянны и капризны, но те, что выставлялись в ее галерее, обожали ее и редко уходили к другим. Это, а еще и то, что она всегда держала финансы в порядке, способствовало тому, что из года в год ее галерея пользовалась успехом.

— Кажется, сегодняшний день обещает быть хорошим, — ска­зала она бородатому мужчине. — Правда, я не знала, что сегодня меня посетит мой любимый художник.

Мужчина улыбнулся.

— Я сейчас отвечу на звонок, а потом поговорим, — сказала Мишель.

Помощник отвел художника в сторону, где стояли диваны и бар. Мишель села за стол и протянула руку к телефону. Тем временем помощник спросил художника, что именно тот жела­ет, и спустя пару секунд уже набивал молотый кофе в фильтр кофемашины, чтобы приготовить капучино.

— Мишель Хант.

— Это я, — раздался в трубке мрачный голос.

Владельцу голоса не требовалось представляться. Он поко­рил ее давно, когда ей был двадцать один год и она только что приехала из Миннесоты в поисках солнца и веселья Южной Калифорнии, в восьмидесятых. Они то сходились, то расхо­дились; эти отношения никак не могли стать постоянными, да и бизнес постоянно заставлял его отлучаться, но в двад­цать четыре она родила ему сына. И хотя его имени даже не было в свидетельстве о рождении, да и, по правде сказать, он и Мишель никогда не были вместе достаточно долго, чтобы это можно было назвать семьей, тем не менее, они сохрани­ли близкие отношения. По крайней мере, близкие настолько, насколько этот мужчина мог позволить кому-либо быть ему близким.

— Как поживаешь? — спросила она.

— Нормально.

— Ты где?

Это был обычный вопрос, который она ему задавала, чтобы преодолеть дистанцию в общении. Ответы на него были разные: от Осаки до Парижа и от Перу до Таити.

— Подожди-ка, — спокойно ответил мужчина. Поглядел на компьютерную карту, спроецированную на стену в его самоле­те. — Шестьсот восемьдесят семь миль по дороге из Гонолулу в Ванкувер.

— Летишь покататься на лыжах? — спросила Мишель. Они не раз катались на лыжах вместе.

— Небоскреб строить, — ответил он.

— У тебя всегда есть большие дела.

— Точно, — сказал мужчина. — Мишель, я позвонил потому, что узнал: нашего мальчика послали в Афганистан, — тихо до­бавил он.

Мишель не знала об этом. Место службы держалось в тайне, как и вся операция, Крису не разрешили ничего о ней расска­зывать.

— О боже, — выпалила она. — Скверно.

— Я предполагал, что ты это скажешь.

— Как ты узнал? — спросила Мишель. — Меня всегда пора­жало твое умение добывать информацию.

— Никакого волшебства. У меня в кармане столько сенаторов и политиков, что мне уже давно пора купить штаны попросторнее.

— Ничего не известно, как там дела?

— Видимо, операция оказалась сложнее, чем предполагал господин президент, — сказал мужчина. — Судя по всему, Крис командует отрядом ликвидаторов, который должен найти и уничтожить плохих парней. Связь с ними ограничена, но мои информаторы говорят, что это тяжелая и грязная работа. Если он некоторое время не сможет выходить на связь с тобой, не удивляйся.

— Я за него боюсь, — медленно проговорила Мишель.

— Хочешь, чтобы я уладил это дело? — спросил мужчина. — Сделал так, чтобы его отозвали обратно на родину?

— Уверена, он уже договорился с тобой о том, чтобы ты этого

не делал.

— Договорился, — согласился мужчина.

— Тогда не надо.

— Позвоню тебе, когда буду знать побольше.

— Не будешь где-нибудь поблизости в ближайшее время?

— Если буду, позвоню, — ответил мужчина. — Пожалуй, все, помехи начинаются по спутниковой связи. Наверное, пятна на солнце.

— Буду молиться, чтобы с нашим мальчиком все было в по­рядке.

— Попытаюсь сделать что-нибудь более значимое, — ответил мужчина и повесил трубку.

Мишель положила трубку и откинулась на спинку стула. Привычка держать себя не позволяла выказать страх или бес­покойство. Он беспокоится об их сыне, это чувствуется. Оста­ется лишь надеяться, что его тревоги напрасны и Крис скоро вернется домой.

Встав из-за стола, она пошла к художнику.

— Ведь у вас есть хорошие новости?

— Снаружи, в грузовике, — ответил тот. — Думаю, вам по­нравится.

Спустя четыре часа после рассвета, на триста метров выше той точки, где Крис и его взвод ночевали, они столкнулись с ожесточенно сопротивляющимися врагами. Их начали обстре­ливать сразу из нескольких пещер, находящихся чуть выше и к востоку от них, — из винтовок, гранатометов и пистолетов. Подорвали несколько фугасов, вызвав оползни, а единствен­ный путь отхода оказался заминирован. Враги желали быстро и полностью уничтожить взвод Ханта и были близки к успеху.

Хант укрылся за кучей валунов. Пули рикошетом отскакива­ли от камней, в воздухе летали осколки. Укрыться было негде, а путь к отступлению преграждал оползень.

— Радист! — крикнул Хант.

Половина взвода находилась метрах в двадцати впереди, еще четверть — спереди слева. К счастью, радист оказался неподале­ку от офицера. Он пополз к Ханту на спине, прикрывая собой рацию. Это стоило ему раны — пуля попала ему в коленную чашечку, когда он выставил колени вверх. Ханту пришлось ру­ками подтаскивать его к себе.

— Антенсио, — крикнул Хант солдату, лежащему в полуметре от него, — займись раной Лэсситера!

Антенсио спешно подполз ближе и принялся срезать брючи­ну с ноги радиста. Выяснил, что рана неглубокая, и принялся накладывать повязку. Хант включил рацию и принялся настра­ивать ее на нужную волну.

— Все будет о’кей, Лэсситер, — сказал он радисту. — Сейчас вызову помощь. А потом за тобой прилетят медики.