— Это самое меньшее, что я могу сделать, — сказал де Бержерак.

Во время службы он обливался слезами так, что потом Мэлори, пользуясь возвышенным настроем Бержерака, спросил его, не хочет ли тот вернуться к Богу.

— Я, пожалуй, никогда и не покидал его, если он существует, — ответил француз. — Я оплакивал тех, кого любил на борту «Парсеваля», и тех, кого уважал, хотя и не любил. Я плакал от злости на Торна — или как его там зовут по-настоящему? А еще я плакал оттого, что столько мужчин и женщин еще так невежественны и суеверны, что верят во всю эту чушь.

— Вы говорите о мессе? — ледяным тоном осведомился Мэлори.

— Да, уж простите мне и эту вину! — крикнул де Бержерак.

— Не прощу, пока вы искренне не покаетесь и не принесете свое покаяние Богу, которого столь тяжко оскорбили.

— Quelle merdet!![1]— сказал Бержерак, но тут же обнял Мэлори и расцеловал его в обе щеки. — Как я хотел бы, чтобы то, во что вы верите, было правдой! Но будь это так, как мог бы я простить Бога.

Он простился с Мэлори, сказав, что они, быть может, больше никогда не увидятся. Завтра поутру он отправляется вверх по Реке. Мэлори заподозрил, что для этого Бержераку придется украсть лодку — так оно и оказалось.

Потом Мэлори часто думал о человеке, выпрыгнувшем из горящего дирижабля, о человеке, побывавшем в башне, о которой говорили многие, но которую не видел никто, кроме француза и его спутников. Или, если верить рассказу Бержерака, кроме них, кучки древних египтян и одного лохматого получеловека.

Не прошло и трех лет, как мимо прошел второй огромный корабль. Он был даже больше «Рекса», богаче его, быстрее, лучше оснащен и вооружен. Но назывался он не «Марк Твен». Его капитан, американец Сэмюэль Клеменс, переименовал корабль, назвав его «Внаем не сдается».

Капитан, очевидно, слышал, что король Иоанн назвал свой корабль, бывший «Внаем не сдается», «Рекс грандиссимус». Поэтому Клеменс взял старое название, торжественно написав его на борту.

Пароход остановился, чтобы подзарядить свой батацитор и Граали. Мэлори не представилось случая поговорить с капитаном, но он видел и его, и его удивительного стража. Джо Миллер и правда был великаном десятифутового роста и весил восемьсот фунтов. Но он был не столь космат, как представлялось Мэлори по рассказам. Он оказался не более волосатым, чем многие известные Мэлори мужчины, хотя у Джо волосы были длиннее. Челюсти у него действительно выдавались вперед, а нос был точно у обезьяны-носача и походил на здоровенный огурец. Однако вид у великана был разумный.

ГЛАВА 4

Преследователь двигался по Реке.

До полудня оставался час. Через час легендарный пароход бросит якорь, и толстенный алюминиевый кабель с медным наконечником соединит батацитор судна с питающим камнем на берегу. Мощный импульс энергии, который поступит на камень, подзарядит батацитор, а Граали, расставленные на медной пластине на борту корабля, наполнятся пищей, спиртным и прочим. Пароход был весь белый, только над четырьмя колесными кожухами крупными черными буквами значилось: «НЕНАЁМНЫЙ». Ниже помельче: «Капитан Сэмюэль Клеменс». Ниже еще мельче: «Владельцы „Мстители, Инкорпорейтед“».

Над рубкой развевался голубой флаг с алым фениксом.

Такой же флаг был поднят на кормовом флагштоке, наклоненном под углом сорок пять градусов с кормы нижней палубы. В длину пароход Сэма насчитывал пятьсот пятьдесят футов восемь дюймов. В ширину между колесными кожухами — сто пятнадцать футов. Осадка при полной нагрузке составляла восемнадцать футов.

На пароходе было пять палуб. На нижней, «А», или котельной размещались разные склады, огромный батацитор, чья шахта уходила вверх на следующую палубу, четыре электромотора, приводящие в движение колеса, и огромный котел. Батацитор представлял собой громадный аппарат пятидесяти футов в ширину и сорока трех в высоту. Один из инженеров Сэма утверждал, что это изобретение относится к концу двадцатого века. Поскольку этот инженер якобы жил после 1983 года, Сэм подозревал в нем агента. (Инженер давно уже умер.)

Батацитор (батарея-конденсатор) мог принять высоковольтный разряд питающего камня за секунду и распределить всю энергию за секунду или меньше, если требовалось. Он служил источником энергии для четырех мощных электродвигателей и прочих систем корабля, включая кондиционирование воздуха.

Подогреваемый электричеством котел шестидесяти футов диаметром и. тридцать высотой снабжал горячей водой душевые, отапливал каюты, обеспечивал производство спирта, приводил в действие паровые пулеметы и самолетные катапульты, подавая сжатый воздух к пушке, озвучивал свистки и поставлял бутафорию для обеих дымовых труб. Трубы назывались дымовыми по старинке — на самом деле из них выходил пар, окрашенный под дым, и то когда. Сэму приходила охота устроить представление.

В задней части котельной палубы на уровне воды находился большой люк для двух катеров и торпедоносца.

На следующей палубе, «Б», были устроены по бокам крытые проходы, и она называлась прогулочной.

На пароходах, которые в молодости водил по Миссисипи Сэм, как раз нижняя палуба называлась главной, а та, что над ней, — котельной.

Но поскольку на «Ненаёмный» котел помещался на нижней палубе, Сэм соответственно назвал и ее. А вторую палубу стал именовать главной. Сначала это путало его помощников, привыкших к земной терминологии, но потом они привыкли.

Иногда, если пароход становился на якорь в мирной местности, Сэм отпускал команду на берег (кроме вахтенных, разумеется). И устраивал экскурсию для местных высокопоставленных лиц. Одетый в белый китель из рыбьей кожи, длинный белый кильт, белые, до колен, сапоги, в белой капитанской фуражке, он проводил своих гостей по судну сверху донизу. При этом, разумеется, он и несколько десантников не спускали с экскурсантов глаз, поскольку на «Внаем не сдается» имелось немало соблазнов для сухопутной публики.

Попыхивая сигарой между фразами, Сэм объяснял все — или почти все — любопытным визитерам.

Закончив осмотр нижней, котельной, палубы, Сэм вел их наверх на главную палубу «Б».

— Моряки назвали бы эти ступеньки трапом, — говорил он. — Но поскольку почти вся моя команда состоит из сухопутных крыс и у нас имеется несколько настоящих трапов, то я решил: пусть лестницы так и зовутся лестницами. В конце концов, они состоят из ступенек, а не из перекладин. По той же причине я постановил, невзирая на яростные протесты ветеранов флота, именовать стены не переборками, а стенами. Однако разницу между обычной дверью и люком я оставил. Люк — это толстая, водо— и воздухонепроницаемая дверь, которая задраивается с помощью рычажного механизма. — А что это за орудие? — спрашивал кто-нибудь из туристов, показывая на длинную дюралюминиевую трубу, похожую на пушку и стоящую на лафете. С казенной части в нее входили широкие пластмассовые трубки.