«калькуляция» сработала – президент тяжело вздохнул и нехотя, явно через силу произнёс слова, которых Сева ждал:

– Ладно! Я подумаю, что можно сделать.

Это случилось через несколько лет после того, как Сева вошёл в состав Совета по культуре. Событие неординарное, но по-прежнему неясно, как Севе это удалось. Наверняка и тут не обошлось без Водопоева. Как утверждают злые языки, их встреча состоялась снова в ресторане.

– Сева! Тут вот какое дело. Один хороший человек хочет оказать тебе услугу.

– Это как?

– Да очень просто. Он намерен предложить твою кандидатуру для включения в состав Совета по культуре.

Другой бы на месте Севы готов был руки целовать такому благодетелю – сидеть за одним столом с президентом, вершить великие дела на благо своего Отечества – это ли не мечта любого актёра, музыканта и художника? Но Сева ещё в детстве хорошо усвоил, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вот потому и спросил:

– А что взамен?

– Да пустяки! Он тоже член Совета, но ему нужна поддержка, чтобы продвигать нужные решения. А ты в последнее время стал довольно популярен, на ведущих ролях и в театре, и в кино, так что президент прислушается к твоему мнению.

Быть марионеткой в чужих руках – это малопочтенное занятие. За десять лет работы в театре Сева сполна этого добра накушался, но тут представлялся шанс со временем вырваться на волю. Если удастся стать незаменимым членом этого Совета, тогда ему сам чёрт не страшен – тогда он сможет диктовать свою волю и режиссёру, и директору театра, и продюсеру. Однако многое зависит от личности этого благодетеля. Водопоев объяснил:

– Это Ефим Захарович Вертляев. Знаешь такого?

Ну кто в России не знает главного распорядителя культуры? Под ним театры, киностудии, музеи и прочее, и прочее. От волнения у Севы дыхание перехватило, он понял, что приближается его звёздный час – ещё один рывок и можно будет сказать, что жизнь не напрасно прожита. Ну а пока нужно соглашаться, даже если на первых порах придётся исполнять незавидную роль «шестёрки» при «пахане», выражаясь языком закоренелых уголовников.

Вертляев ли посодействовал либо новый статус помог, но с тех пор Сева стал получать такие роли в телесериалах, о которых прежде не мечтал. Это и один из классиков марксизма-ленинизма, и писатель, которого поныне чтут в Европе и за океаном, хотя на Севин вкус очень уж мудрёно писал – чтобы осилить самый известный из его романов, потребовался целый месяц усердного труда на грани истощения умственных способностей. Однако дело того стоило – вскоре предложили главную роль в экранизации этого многостраничного романа, и Сева не подвёл, однако закончив съёмки на неделю слёг, сославшись на фурункулёзную ангину.

На самом деле, всё было гораздо хуже – каждую ночь его будил один и тот же голос, но стоило открыть глаза, как перед Севой возникал седой старик и, укоризненно покачивая головой, твердил одно и то же:

– Ну и зачем ты взялся за эту роль? Ведь ясно же, что не по Сеньке шапка! Тебе бы что-нибудь попроще, к примеру, мог бы приказчика сыграть или юродивого с паперти. С какой стати ты вообразил, что всё тебе подвластно? Эх, знал бы я, что роман так извратят, сжёг бы его к чертям собачьим!

Сева хотел было что-то объяснить, однако язык словно бы прилип к нёбу, ну а когда обрёл способность что-то говорить, знаменитого писателя уже и след простыл. Обидно – не то слово! И так каждую ночь на протяжении недели. А ведь после подобной «оплеухи» сразу не уснёшь!

Именно тогда Сева понял, что пора всё переменить. Он сам должен получить право говорить обидные слова, высмеивать тех, кто не может возразить, а если потребуется, то и влепить кому-то по уху. Короче, нужен свой театр, иначе от ночных визитёров не избавиться.

Глава 4. Ход конём

Проблема в том, что президента об этом не попросишь – пошлёт куда подальше и будет абсолютно прав. Можно обратиться к министру культуры, но Вертляев уже не при делах, а идти на поклон к его преемнику Сева не хотел, поскольку тот наверняка потребует ответной услуги. Снова оказаться на побегушках у министра – это уже явный перебор, надо и своё достоинство блюсти. Вот если бы эту должность проплатить… Однако Сева по натуре был немного трусоват и потому предпочитал не нарушать Уголовный кодекс. И что же – получается тупик?

Пришлось обратиться к Водопоеву, мол, так и так, хочу заполучить театр в безраздельное владение на пожизненный срок. Прозвучало несколько коряво, поэтому Сева счёл необходимым сослаться на достижения своих коллег:

– Ну чем я хуже Калягина или Джигарханяна?

Водопоев сразу уловил суть:

– Так-так. Желаешь стать помещиком за государственный счёт. Это мне понятно! И каких размеров деревенька тебе надобна? А крепостных, к примеру, сколько душ? Я так понимаю, желательно, вполне живых.

Чем-то всё это напоминало сцену из поэмы Гоголя – вот сейчас Водопоев запросит по сто рублей за штуку, а потом упрётся рогом, не соглашаясь скинуть хоть двугривенный: «Да чего вы скупитесь-то? Другой мошенник обманет вас, продаст какую-нибудь дрянь, а у меня все как на подбор мастеровитые, только что из вуза». Деньги у Севы теперь водятся, но актёров покупать поштучно – это как-то не вяжется с его представлением о высоком предназначении театрального искусства… Тут он словно бы проснулся, стряхнул это некстати возникшее видение и попытался перевести разговор в деловое русло, но без всяких там отсылок к классике:

– Вам бы всё шуточки, Эдуард Артемьевич, а у меня душа болит. Начальники до жути надоели! Мне свобода нужна.

Водопоев, развалившись в кресле, поглядывал по сторонам – видимо, оценивал Севины возможности:

– Давно эту квартирку прикупил?

– Год назад.

– Лямов сто выложил?

– Что-то в этом роде.

– Да, неплохо актёры зарабатывают, а я вот с хлеба на квас перебиваюсь.

– Это мы поправим! Вы только подскажите мне, что делать.

Предвидя долгий разговор, где-то на грани мозговой атаки, Сева достал из бара бутылку коньяка. Но Водопоев отказался даже пригубить:

– Ни-ни! На работе я не пью. А потому, что в серьёзном деле нужна трезвая голова, иначе такого можно наворотить, что потом не разгребёшь, – и после короткой паузы спросил: – Так ты на какой театр нацелился?

Этого вопроса Сева не ожидал. Конечно, на Большой или на Малый он не посмел бы замахнуться, поскольку не дорос…

– Мне бы не то, что завалященький, но какой-нибудь из тех, что не слишком популярны