много работали, у них в семьях было много детей, которых воспитывали в строгости и почтении к родителям. Сень над надгробиями сделана по проекту самого Шехтеля…

– И что ты мне предлагаешь? – Перебил его Антон. – Умереть вместо такого же предпринимателя, потому что моя жизнь бестолкова и никому не нужна? Или отдать какому-нибудь новому Морозову или Мамонтову своё сердце, что бы он мог прожить подольше и облагодетельствовать человечество новым МХТом или купить ещё сотню картин в Париже, которые он потом подарит России, чем заслужит себе благодарную память потомков? Это та работа, которую ты хотел мне предложить?

Тихо было на кладбище, пела одиноко трясогузка, да ветер шелестел листвой.

Агафон смотрел вверх и шевелил беззвучно губами. Потом его слова обрели звук, и Антон услышал: «Я ошибся в тебе, ты недостоин быть равным богам! Ты отказался от хлеба жизни и воды жизни и сам лишил себя бессмертия, которым я думал тебя наградить. Ты принял от меня чистые одежды и душистый елей, а для вечной жизни они не нужны. Только босой и нагой, молчаливый и бесстрастный может тихо и бесшумно войти в преисподнюю и выйти из нее обратно.

Он посмотрел на Антона и сказал спокойно, слегка улыбаясь глазами, которые были уже не чёрного а оливкового цвета.

– Нет, твоя смерть не продлит никому жизни, а сердце у тебя больное и никому не нужно. Но ты обладаешь тем, чего не хватило лежащим здесь, для исполнения их замыслов. Знаешь, что отличает тебя от всех мёртвых? Ты ещё можешь, что-то изменить, а они уже нет. У тебя есть время жизни. Оно даётся всем, невзирая на талант, красоту и силу. И каждый волен распоряжаться им по собственному усмотрению. Это – дар! Не долг, не кредит или ссуда, как думают иные. Его можно отнять, можно спросить – Как ты им распорядился? – Но он уже твой и только ты решаешь, что с ним делать… Но мы увлеклись разговором, я полагаю, что нам и впрямь стоит передохнуть и, пожалуй, перекусить, чем Бог пошлёт.

При выходе с кладбища их ждала машина. После бутылок с водкой прошлого века, после рассуждений о давно умерших предпринимателях, причём рассуждений, в таком тоне, будто Агафон знал их лично, после предложения упокоится на этом старом кладбище, Антон был уже готов к чему угодно: к тому что там будет карета с конным эскортом и лакеями на запятках, или лимузин с сопровождением и вооруженной охраной… Но их ожидала обыкновенная киа и простой таксист за рулём. Единственное, что отличало его от собратьев таксистов, это то, что за всю дорогу он не произнёс ни слова. Ни Агафон, ни Антон, также не разговаривали. Так в полном молчании они приехали на большую Лубянку. И вот они сидят в ресторане, а между ними столик заставленный всевозможной едой и несколькими графинчиками с прозрачной жидкостью.

– Старик, ты пойми, – Говорил Агафон – в том, что я тебе предлагаю, нет ничего особенного. Если не вдаваться в подробности, то это просто работа. Сколько часов ты тратил на сидение у себя в офисе? Восемь? Девять? А задержаться после окончания трудового дня? А поработать в выходные? И ведь эти лишние часы или дни тебе никто не оплачивал, как я понимаю? А дорога туда и обратно? А мат и понукания начальства? Так вот, ничего этого больше не будет! Работаешь на дому и никакого метро с его давкой в час пик. Оплата, как говориться, сдельная. Из начальства только я, или кто-то из моих помощников. Но мне, а тем более им, нет никакого смысла на тебя повышать голос. Ты будешь справляться со своими обязанностями, как нельзя лучше. Это я тебе говорю!

– Так что мне надо будет делать? – Антон уже здорово набрался и плохо соображал, но его собеседник все никак не хотел объяснить, в чём будет состоять суть его будущей работы.

– Да не торопись ты – Засмеялся тот – Об этом успеем ещё. Об этом и токовать-то не интересно. Потом я же уже тебе сказал, что мне от тебя нужно, но ты опять хлопал ушами. Поверь мне – он делал ударение на " Мне" – Ты справишься. Главное не то что ты будешь делать. Ты ведь, по большому счёту, делать ничего не умеешь. Зачем же мне заставлять тебя выполнять, какую-то работу, если ты все равно её выполнить не можешь? – Он ловко разлил по рюмкам водку, и красиво чокнувшись с Антоном, лихо эту водку опрокинул себе в рот – Твоя бывшая контора брала у тебя то же, что и я хочу от тебя получить – твоё время! Но они его тратили бестолково, потому что не знали, как им распорядиться. И пытались свалить всё на тебя. А я знаю! И ничего сложного поручать тебе не буду. Нет смысла набирать кучу людей, чтобы запереть их в офисе, если никто из них ни хрена не шарит в том, что им поручено. А есть люди, которые знают, что надо делать и умеют это делать хорошо. Им просто – Агафон сделал паузу и продолжил, выговаривая каждый слог – Не хва-та-ет-вре-ме-ни.

Он стал накладывать Антону в тарелку мясо.

– Ты ешь-ешь! Закусывай. Не хватало ещё, чтобы ты язву себе заработал. Ты мне здоровый нужен.

– Ну, если я ничего не умею делать – Антона несколько покоробило, то что на нём так легко поставили крест и в его пьяных интонациях появилась задиристая обида. – Чем же я буду заниматься в рабочее время? На этот вопрос, ты уж, пожалуйста, будь добр ответить!

– Не ори. – Агафон налил ему ещё рюмку. – Хочешь, чтоб я ответил? Я отвечу. – Он выпил и вкусно закусил квашеной капустой. – Но начну с другого конца. Я скажу, для начала, чем ты не будешь заниматься в рабочее время: ты не будешь его тратить на себя. Потому что оно уже будет не твоё.

– Значит главное не заниматься своими делами на работе, так я понял? Значит я могу просто на жопе сидеть, а ты мне всё равно будешь за это платить?

– Именно! Ты можешь сидеть на жопе, а я тебе ещё и подушечку под неё подложу. Можешь сидеть, можешь лежать на любом боку. А моя забота в том, чтобы ничего тебя от этого лежания не отвлекало. Ну что, по рукам?

Глава вторая

После их разговора в ресторане прошло чуть меньше суток. Агафон дал Антону отлежаться и немного прийти в себя после выпитого, но