– И потом вернулся в Пакистан?

– Нет. Потом он уехал в Америку. Работал три года вСпрингфилдском университете. Но в Чикаго у него произошла трагедия. Погибла егожена. Тогда он решил вернуться в Пакистан, где и принял участие в разработкеатомного оружия. Затем уехал оттуда…

– Давайте по порядку, – попросил Дронго. –Что у него случилось в Чикаго?

– Несчастье. Мы проверяли через ФБР. Это был обычныйграбеж. Его супруга была со своей подругой, когда на них напали двоеграбителей. Все могло кончиться гораздо спокойнее, но неожиданно появилисьофицеры полиции. В перестрелке погибла супруга Ахмеда Парвиза. Возможно, отслучайного выстрела. Но он был потрясен этим обстоятельством. Ужасно потрясен.И решил вернуться на родину.

– Вот так формируется образ врага, –прокомментировал Дронго. – Сначала его учат в Кембридже, затем приглашаютна работу в США, а потом там убивают его жену… Представляю, как он ненавидиттеперь весь западный прогнивший мир. Всю эту цивилизацию. Мотивы ясны. Чтодальше? Почему он оставил работу в Пакистане? Там тоже произошло нечто похожее?

– Почти. Его сына едва не арестовали. Семья Парвизапринадлежит к местным шиитам, а там постоянные волнения между шиитами исуннитами.

– Дальше можете не говорить… – Дронго покачалголовой. – В этом безумном мире все сошли с ума. Что происходит вПакистане между суннитами и шиитами, я неплохо знаю. Там уже взрывают мечетидруг друга.

– Да, – кивнул Владимир Владимирович, –поэтому мы и позвали тебя.

– Это я тоже понял. Наиболее радикальное крыло в исламе– это суннитские ваххабиты, а им противостоят радикальные шииты, которые простосчитают мученичество продолжением нормальной жизни. И самые непримиримыеорганизации в мире – это шиитские ордена мучеников ислама. В Палестине, вИордании, в Ираке, в Пакистане. И есть только две страны в мире, где эта формаислама является основной. В Иране и… в Азербайджане.

– Верно.

– И поэтому вы говорили о моем восточномиррационализме?

– И поэтому тоже.

– Почему же вы сразу не спохватились? С тех пор какнашли этих несчастных, прошло два месяца. Так вы сказали. Или больше?

– Немного больше. Сначала никто не мог понять, чтоименно произошло. Там же недалеко Семипалатинск, думали, это связано с темсамым полигоном, который закрыли еще во время перестройки. Помнишь, какие былипротесты? Иногда там бывали подобные случаи. Появлялись больные, получившиеповышенную дозу радиации. Трое первых попали в разные больницы, поэтому никтоне придал этому значения. Потом еще двое. Кто-то из сотрудников контрразведкирешил проверить, где эти люди могли так облучиться. Пока дело дошло до Астаны,пока проверили все факты, пока связались с Москвой, пока мы все перепроверяли…Словом, прошло много времени… С поправкой на обычную восточную неторопливость.

– И спохватились только сейчас.

– Несколько дней назад. Наши аналитики считают, что унас нет времени. Груз может находиться в Москве. Или в любом другом городеРоссии. Его могли вывезти за это время куда угодно. Наши эксперты гораздо лучшепросчитывают логику западных разведслужб, чем возможные действия террористов сВостока. Там все слишком нерационально. Трудно иметь дело с людьми, для которыхсама жизнь не является главным приоритетом.

– Вы знаете, что в восточных странах нет такогопонятия, как детективная литература? – неожиданно спросил Дронго. – Яоб этом часто думаю. Дело в том, что западная цивилизация слишком рациональна.Все просчитано и прагматично. Они рисуют в своих храмах Христа, рядомобязательно где-нибудь присутствует Иуда, предавший Учителя, и Дьявол,соблазняющий людей. Даже в Сикстинской капелле четко видно, где праведники, агде – грешники. От кого Христос отвернулся, к кому – повернул лицо. А в исламетакого просто не может быть. Любые изображения запрещены. Вера существует наподсознательном уровне. Бог есть Бог, и он всегда прав, а Сатана лишь пытаетсясоблазнить человека. И вера должна быть не в конкретных образах, а в душе.Поэтому детектив, излагающий факты против формально невиновного человека, умусульман почти невозможен. Здесь чувства и вера играют бóльшую роль,чем формальное соблюдение закона. На Востоке человек не может быть оправдан,если он виновен. Даже если расследование происходило с нарушением каких-тоформальных процедур. На Западе человек не может быть признан виновным, если вовремя задержания и допросов формально были нарушены процессуальные нормы. Впервом случае речь идет об убежденности вины, во втором – о формальномследовании закону. И я не уверен, что западный судья всегда прав, когда в силуюридических тонкостей должен оправдывать негодяя или насильника. Хотя помню,что любое сомнение должно толковаться в пользу обвиняемого. Но это уже классиказападной юриспруденции.

– Чего в тебе больше? – поинтересовался ВладимирВладимирович. – Западного рационализма или восточного иррационализма?

– Всего понемногу. Насколько я помню наш утреннийразговор, вы говорили, что у меня будет еще и напарник. Как вы знаете, я нелюблю работать вместе с кем-то. Это мешает и отвлекает. А если буду думать ещеи о том, как обеспечить его безопасность, то у меня просто не останется временина работу. Кто этот человек?

– Он ждет нас в отеле, – ответил ВладимирВладимирович. – Подозреваю даже, что сейчас сидит в холле и наблюдает занами…

– Кто это?

– Ты встречался с ним в прошлом году. Мы называем егоПрофессором.

– Господи, только этого не хватало! – невольновырвалось у Дронго. – Это же Пьеро!

– Кто? – не понял Владимир Владимирович.

– Я прозвал его Пьеро. Потому что он похож на этотобраз из итальянских комедий. Такой отстраненный, всегда печальный и грустный…

Владимир Владимирович улыбнулся и одобрил:

– Хорошую кличку ты ему придумал. Он действительнопохож на Пьеро. Только мы не зря зовем его Профессором. Ты ведь знаешь, чем онзанимается?

– И даже слишком хорошо. Он – профессиональныйликвидатор. И должен сказать, большой мастер своего дела. Но если вы посылаетеего со мной, то, очевидно, считаете, что в живых не должно остаться никакихсвидетелей?

– Почти никаких, – великодушно подтвердил ВладимирВладимирович, – кроме тебя, разумеется. Он будет послушно выполнять всетвои распоряжения. Считай, что мы просто тебя вооружили.

– Ружьем, которое стреляет само по себе, –прокомментировал Дронго. – Опасно вешать такое «ружье» на стену, оно можетстать неуправляемым.

– Не станет, – успокоил его ВладимирВладимирович, – это просто не тот случай. Мы будем очень благодарны тебе,если ты выйдешь на похитителей в максимально короткие сроки.

– Сколько у меня времени? Месяц?

– Нет.

– Десять дней, пятнадцать?