– Мой папа – летчик-истребитель, – сообщила девочка. – Я буду хорошо учиться и тоже стану летчиком, как он!

– А я, когда вырасту, поеду работать на космическую станцию профессора Левандовского! – просияла девятилетняя Рита Беликова.

Она жила и дышала этой мечтой с самого детства и отступать не собиралась. Даже когда поняла, что работа мечты, по сути, – самая настоящая каторга. Вместо тюрьмы – орбитальная станция. Вместо камеры – блок. Вместо срока – условное время. Условные дни и условные ночи, установленные станционной системой для поддержания оптимальных биоритмов, складывались во вполне себе реальные недели, месяцы и годы… И никаких тебе выходных, ни отпуска – ничего. Только работа. Только хардкор. Левандовский не выносил нытиков. Правила у шефа в этом отношении отличались жестокой простотой. Жалуешься? Не справляешься? Скучаешь по родным? Тогда дуй домой и не мешай другим работать. За косяки он тоже наказывал, но увольнял только после третьего.

Два у Риты уже имелось.

Темная фигура расплывалась перед глазами. Беликова приподнялась на локте, с великим трудом разлепила запекшиеся губы и, едва ворочая языком, прошептала:

– Я все могу объяснить…

– Прибереги объяснения для шефа. – Темной фигурой оказался Павел, а вовсе не Левандовский, и дышать сразу стало легче. – Асуми, все готово?

– Хай, Павел Николаевич-сан. – Японочка подала ему шприц, и Павличенко ловко засадил иглу Рите в предплечье.

Рука у Пашки была легкая. Никто никогда не жаловался.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся потомок донских казаков. – Мы уж боялись, что ты ласты склеишь. Ну ты, мать, даешь!

– Камикадзе, – глубокомысленно добавила Асуми. – У нас это так называть.

Ассистентка поднесла к губам Риты стакан воды.

– Спасибо, – выдохнула Беликова, осушив его до дна. – Вы вернули юнита в капсулу? Надо срочно проверить программу и…

– Кхм… – кашлянул Паша в кулак и многозначительно посмотрел в дальний угол спального отсека.

Маргарита проследила за его взглядом и забыла, как дышать.

У стены стоял юнит. Стоял и смотрел куда-то себе под ноги.

– Я его тут приодел немного. Ты ведь не против, правда?

Рита медленно моргнула. Пашкины штаны юниту были коротки и узки. Футболка натянулась на широкой груди, как на барабане. Но… это все равно лучше, чем созерцать те самые причиндалы, о которых упоминал мсье Девьер.

– Зачем он здесь? – пробормотала она. – Почему не в лаборатории?

Павличенко переглянулся с Асуми. Чего это они?

– Ты помнишь наизусть нерушимые правила «Юниверсума»? – спросил донской казак.

– Экзаменовать меня собрался? – рыкнула Рита. Она вознамерилась сказать еще много грубых и обидных слов, но в разговор встряла японка:

– Согарасно шестанадцатому нерушимому паравилу «Юниверсума» юнит подчиняется только париказам владельца, – пролепетала она, прикрыв от натуги раскосые очи.

Получилось совсем без акцента, и Паша одобрительно покивал:

– Неплохо, самурайская дочь. Весьма неплохо. Растешь!

Асуми просияла.

Маргарита села на постели. Потерла виски.

– Вы совсем обалдели? Где я вам сейчас эту Магали достану? Она за сотни галометров отсюда, с другим юнитом на борту!

– А зачем нам Магали? – вскинул Пашка казацкие брови. Наверное, такие же хмурили в свое время Стенька Разин и Емельян Пугачев.

– Тебе же нужен владелец, чтобы управлять этим вот… – она кивком указала на юнита, – чудом в штанах.

– А вот это самое интересное, – хмыкнул Павличенко. – Уж не знаю, как это вышло, но владелец юнита – ты.

– Я? – Рита аж подскочила.

– Именно, – кивнул Павел. – Может, повлияла волна радиации от гамма-сетки или программный сбой, но там, на мосту в гравитационном тоннеле, семьсот двадцать седьмой автоматически активировался на твою защиту.

– Поэтому он меня и вытащил… – прошептала ошарашенная Рита.

– В точку! – подмигнул Павел и потрепал ее по плечу. – Говорил я тебе, скажи «к черту!», а ты упрямилась. Видишь, что из этого вышло?

– Пошел к черту, – буркнула Беликова.

– Теперь, увы, поздновато.

– Ты на сто процентов уверен, что он активирован на меня?

Павличенко хмыкнул, поднялся и отошел на пару шагов. Взял с полки увесистый томик – «Марксизм-ленинизм в постиндустриальную эпоху». Размахнулся, целясь прямиком Рите в лобешник…

Юнит среагировал мгновенно. Подлетел, вывернул Пашке руку, заломил. «Марксизм» упал на коврик, а донской казак завопил:

– А-ай! Больно!

– Пусти его! – скорее машинально, чем осознанно, крикнула Маргарита… и опешила.

Семь-два-семь моментально подчинился приказу. Оставил Павла в покое и отступил на свое место в угол. Привалился к стене и уставился в пол.

– Вот это поворот… – Беликова воззрилась на коллегу. – Ты цел?

– Жить буду. – Паша поднялся и оправил халат. – Эмпирические методы всегда рисковые, зато самые продуктивные, сама знаешь.

– Пойдем! – Рита откинула простыню, которой ее заботливо укрыла Асуми, и вознамерилась встать.

– Ты куда собралась, шальная императрица? – Павличенко уложил ее обратно и скрестил руки на груди.

– Надо вернуть юнита в капсулу и провести полное обследование!

– Ты дальше собственного блока уйти не сможешь. Может, хватит на сегодня подвигов?

Рита глянула на браслет. Половина третьего ночи. Шеф бы сказал, что время детское, но…

– И как быть тогда с ним?

– А никак. – Павличенко развел руками. – Пусть остается здесь, пока тебе не полегчает. Шеф все равно раньше чем через неделю не вернется, так что…

– А если ночью это чудо решит меня придушить? – нахмурилась Рита.

– Он активирован на твою защиту. Юнит Семь-два-семь – твой телохранитель, Белка. И ты как сотрудник «Юниверсума» прекрасно знаешь, что причинить вред владельцу наши изделия не могут. Во-первых, это основной закон робототехники, а во-вторых… самоуничтожение еще никто не отменял.

Рите никогда еще не доводилось спать в присутствии плечистого мужика, стоящего в углу точно истукан.

Она села на кровати и рявкнула:

– Повернись к стене!

Семь-два-семь безропотно подчинился приказу. Беликова упала на подушку и свернулась калачиком. Несмотря на все Пашкины доводы, она вооружилась штатным парализатором, который предусмотрительно засунула под матрас. Сон не шел. Ее жутко мутило и уже дважды рвало – дозу она получила нешуточную, и только своевременное вмешательство Павла спасло ей жизнь. Сейчас же хотелось пить, в туалет, в душ, на воздух… Все что угодно, но только не спать.