Но и это еще не все. НАСТУПАТЕЛЬНЫЕ свойства армии «Познань» вполне сравнимы с ее оборонительным потенциалом, ибо означенная армия кроме пехоты имела ДВА ПОДВИЖНЫХ УДАРНЫХ СОЕДИНЕНИЯ – Великопольскую бригаду кавалерии (с 71-м танковым батальоном и четырьмя приданными батальонами территориальной обороны) в первой линии и Подольскую бригаду кавалерии (с 62-м танковым батальоном) в резерве. Обе бригады, кстати, имели полностью идентичную структуру – в каждой было по три кавалерийских полка, по дивизиону конной артиллерии, по саперному эскадрону и эскадрону связи, батальону велосипедистов, стрелковому батальону и отдельной моторизованной батарее ПВО (оснащенной лучшими на тот момент 40-мм зенитными пушками «Бофорс»). В резерве же находилась и еще одна, четвертая по счету, пехотная дивизия – 17-я. Кроме того, в состав армии «Познань» входила отдельная бригада территориальной обороны («Poznań», или «Wielkopolska»), имеющая в своем составе шесть батальонов пехоты, дивизион бронепоездов из пяти единиц («Śmierć», «Paderewski», «Sosnkowski», «Poznańczyk» i «Danuta»), 7-й полк тяжелой артиллерии и отдельный дивизион ПВО. Авиация армии состояла из двух эскадрилий истребителей (20 PZL P-11C), двух разведывательных эскадрилий (7 RWD-14 «Czapla», 7 R-XIII «Lublin» и 2 RWD-8) и одной эскадрильи ближних бомбардировщиков (10 PZL P-23B «Karaś»).

Прошу еще раз заметить – никаких резервных, запасных и прочих эрзац-дивизий в составе армии «Познань» нет. В изобилии, правда, частей территориальной обороны, но эти войска, хотя и уступают регулярной армии в части оснащения тяжелым вооружением, дают им сто очков форы в знании местности. Впрочем, тяжелого вооружения в армии «Познань» тоже с избытком.

Из всего вышеизложенного можно сделать всего один-единственный вывод: непригодная для целей защиты польской территории, армия «Познань» была предназначена совсем для другого…

* * *

К концу августа 1939 года армия «Познань» представляла собой мощный ударный кулак, для целей ОБОРОНЫ польской территории, повторюсь, абсолютно негодный – причем отнюдь не потому, что комплектовался этот кулак второразрядными частями, оснащенными антикварным вооружением, отнюдь, как раз с этим у армии «Познань» все было в полном порядке. Не годилась она для обороны по той простой причине, что наступать на занимаемые ею позиции, с точки зрения оперативного искусства, не более чем бессмысленное кровопролитье. Армия находилась в, так сказать, «оперативном вакууме», не имея локтевой связи с остальными объединениями Войска Польского, была вынесена в предполье, находясь в котором она, по сути, вообще не имела (да и не могла иметь!) никаких внятных боевых задач на оборону. Скажу более, развертывание этой армии с ВОЕННОЙ точки зрения – абсолютно бессмысленно; но вот с ПОЛИТИЧЕСКОЙ – весьма и весьма необходимо. Ведь от позиций боевого охранения ее 25-й дивизии до окраин Берлина – сто пятьдесят километров, или пять дневных переходов пехоты…

Польская пехота на марше

Посему решительно утверждать, что все армии Войска Польского развертывались исключительно в видах обороны территории страны, я бы лично не торопился… По крайней мере, одна из них создавалась совсем не для защиты от вероятной германской агрессии!

* * *

21 марта Риббентроп приглашает к себе Липского и вновь предлагает тому передать в Варшаву германские предложения относительно Гданьска, «коридора» и подписания договора о ненападении. Липский в ответ оглашает условия польского руководства, при выполнении которых немецкие требования могли бы рассматриваться (только РАССМАТРИВАТЬСЯ!) польской стороной – и первым из них значится «польский протекторат над Словакией». И Липский, и Риббентроп понимают, что это требование заведомо невыполнимо – Гитлер лично дал гарантии независимости Словацкого государства и отступить от своего слова не сможет ни при каких условиях. Тем не менее польский посол, не моргнув глазом, объявляет немецкому министру, что ни на каких других условиях Польша далее вести переговоры не собирается.

Таким образом, Липский извещает Риббентропа, что последние шансы мирно уладить вопрос Гданьска и «коридора» катастрофически стремятся к нулю. Дабы у немцев рассеялись последние сомнения, 26 марта публикуется меморандум польского правительства, составленный в намеренно грубой и бесцеремонной форме. Этот документ окончательно и бесповоротно давал понять Берлину, что, по словам посла Липского, «любое дальнейшее преследование цели этих германских планов, а особенно касающихся возвращения Данцига рейху, означает войну с Польшей».

21 марта премьер-министр Французской республики Даладье и министр иностранных дел Бонне прибывают в столицу Британии с официальным визитом. Цель этого визита – подписание англо-французского договора, направленного против Германии. Советский посол в Великобритании Майский извещает свое правительство, что 22 марта «окончательно договорено и оформлено соглашение между Англией и Францией о взаимной военной поддержке в случае нападения Германии». Кроме того, «Бонне настаивал на введении воинской повинности в Англии, без которой, по мнению французов, невозможна никакая серьезная политика по организации сопротивления агрессорам… Бонне ставил вопрос о твердых обязательствах Англии в отношении Польши и Румынии, опять-таки доказывая, что без этого условия названные страны не пойдут на участие в каком-либо антигерманском блоке».

К 26 марта 1939 года Гитлер получил достаточно информации, для того чтобы понять: время переговоров окончено: Англия и Франция заключили антигерманский военный союз, а их восточному союзнику, Польше, более не нужны ни Закарпатская Украина, ни Словакия, не нужен вообще никакой мирный выход из сложившейся ситуации.

Польше – вернее, ее западным «хозяевам» – нужна война.

Премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен

И 31 марта 1939 года Чемберлен объявил об этом в своей речи в парламенте, – сделав это, правда, по англосаксонскому обыкновению весьма завуалированно. Он объявил, что если будут «предприняты с чьей-либо стороны действия, угрожающие независимости Польши, которым польское правительство сочтет нужным оказать сопротивление при помощи вооруженных сил, то правительство Его Величества будет считать себя обязанным оказать польскому правительству всякую поддержку, какая будет в его силах. Британское правительство дает в этом гарантию польскому правительству. Я хочу добавить, что французское правительство уполномочило меня заявить, что в этом вопросе точка его зрения полностью совпадает с позицией правительства Его Величества».

* * *

Но англо-французским хозяевам Польши отнюдь не требуется, чтобы поляки самочинно начали войну с Германией – ведь в этом случае будет довольно трудно объявить немцев агрессорами! Западным державам требуется совсем иной сценарий, по которому зачинщиком войны должен стать Третий рейх. И именно поэтому 30 марта английский посол в Варшаве Кеннард передал Беку англо-французские предложения о заключении договоров о взаимной помощи в случае агрессии со стороны Германии, давая этим понять Беку со товарищи, что торопиться в деле развязывания войны не надо. На всякий случай английское правительство в тот же вечер запросило Бека, имеются ли у него возражения против именно такой формулировки «обеспечения Англией независимости Польши», британцы хотели иметь стопроцентную гарантию того, что польские вожди согласятся с ИХ сценарием начала будущей войны. Бек сообщил, что возражений не имеет, как сказал он Кеннарду, «я согласен без колебаний».