– Трусы не забыла?

– Мам!

Она рассмеялась, направляясь к двери.

– Шутка!

Я и вправду несколько раз забывала что-нибудь важное, собираясь в поездки. Ну и что, подумаешь! Все недостающее всегда можно найти прямо на месте. Но на всякий случай на этот раз я начала со списка.

Ко мне прибежал Леони – он всегда волнуется, когда видит, что мы укладываем вещи: обычно это означает, что скоро за ним приедет симпатичный парень из собачьей гостиницы. Я успокоила пса, почесала ему спину и почувствовала себя виноватой за то, что приласкала его наспех, в последнюю минуту. Слишком уж я привыкла принимать его как должное, то есть чаще всего просто не замечать.

Он покладисто завилял хвостом-обрубком. Собаки – прелесть, они вообще не знают, что значит обижаться. Двенадцать лет назад имя «Леони» мне казалось самым красивым, какое я только могла придумать. Как гибрид «Леи», имя моей подруги, и «пони». Мама спросила, знаю ли я, что это женское имя, а наш щенок – мальчик. Не желая уронить свое достоинство, я, четырехлетняя, сделала вид, что в курсе этого. И нисколько не сомневалась, что Леони все равно. А папа из мужской солидарности всегда звал его Лео.

Перед тем как завернуть мобильник в толстые носки и уложить с остальными вещами – удобства ради, не вспоминая о том, что подписала обязательство не привозить в лагерь мобильники, – я отправила Майклу эсэмэску: «Скайп»?»

Майкл – самый давний и странный из моих друзей. Мобильнику он предпочитает «Скайп» – говорит, что роль голоса в разговоре определяет до пятидесяти процентов коммуникации в целом. А еще он считает, что выйти в «Скайп» – все равно что выбраться в люди, а значит, необходимость по-настоящему выбираться в люди для него отпадает. К тому времени, как я дошла до стола, он уже был на месте.

– Еще не в себе после смены часовых поясов? – спросила я.

– Немного.

– Как там Рим?

– Древний.

– Что смотрел в самолете?

Я советую Майклу, что посмотреть из попсы во время долгих перелетов.

– «Огни ночной пятницы». Ты была права.

– Так вот, реклама уже на щите.

– Видел.

– Большая, да?

– Большая-пребольшая. Огроменная.

– Огроменная. Хорошо хоть ее снимут к тому времени, как мы вернемся.

– Зато им удалось поймать облик настоящей Сибиллы.

– Это все из-за рассеянного взгляда, потому что мне хотелось удрать.

– И очевидно, что все это удачно отражает мысль… – Он задумался, подыскивая подходящий посыл рекламы.

– Видимо, «я хорошо пахну».

– В самую точку. А ты еще будешь браться за такую работу?

– Меня взяли только из-за Биб. Можешь себе представить, чего я наслушалась – мама до сих пор в ужасе. И кстати, об ужасах: сегодня я иду на вечеринку к Лоре.

– Начинается жизнь звезды. А тебе не хочется?

– И да, и нет.

– Потому, что будет и хорошо, и нет?

– Типа того.

Он кивнул.

– Что читаешь?

Он виновато улыбнулся и показал «Уолдена» Генри Дэвида Торо. А кого еще ему читать, если не Торо, перед отъездом в глушь? Он же Майкл.

– Ну ты кремень, Майкл.

Он просиял.

– Сибилла, а ты – сила!

– Спрашивать тебя, что мне надеть, бесполезно, так что, наверное, я звоню, просто чтобы сказать, что нервничаю.

– Надеюсь, там будет скорее хорошо-плохо, чем плохо-хорошо. Вот тебе немного Торо, – он нашел нужную страницу в книге и прочитал мне: «Я ушел в лес потому, что хотел жить разумно, иметь дело лишь с важнейшими фактами жизни и попробовать чему-то от нее научиться, чтобы не оказалось перед смертью, что я вовсе не жил»[4].

– Хм-м, значит, если заменить «лес» словом «вечеринка»… ну вот, сомнений и колебаний сразу стало меньше.

Он улыбнулся и отключился, и на экране осталась только я с прощально поднятой рукой и думой о самом насущном вопросе всей жизни: что надеть?

Я закончила укладывать вещи, и мне еще хватило времени примерить пять-шесть вариантов в стиле «очень кэжуал» для вечеринки. Если тебя пригласили в последнюю минуту, не стоит выглядеть так, будто наряжалась изо всех сил.

Вот там, на вечеринке, я и поцеловалась с Беном Капальди, самым популярным парнем в нашем классе, а я-то думала, он меня в упор не видит. Да ладно, о чем я вообще? Я же знаю, что меня на его карте мира никогда не было. Со мной его карта даже рядом не лежала.

А о картах я задумалась потому, что боялась заблудиться, ведь я же знаю, что у меня топографический кретинизм, а скоро я уеду туда, где нет никаких ориентиров, где для городской девчонки все выглядит одинаково – ни зданий, ни указателей, где без карты не обойтись никак… словом, куда-то в дикую глушь.

воскресенье, 7 октября

Все вещи уложены. Все галочки проставлены.

Спроси печаль: а может, здесь побудешь, печаль?

Да, дурацкий вопрос. Сама знаю.

Печаль уложена.

Молнии на сумках застегнуты.

Соберись, чтобы держаться бодрячком за последним ужином дома перед лагерем.

Улыбочку.

На вечеринках я чувствую себя не в своей тарелке. Нет, мне правда хочется, чтобы меня приглашали. Когда меня не приглашают, мне грустно, и вообще ужасно слышать, как все предвкушают до и обсуждают после то, к чему ты никаким боком не причастна. Хватит и того, что приходится улыбаться и делать вид, будто я уже пресытилась вечеринками. Но когда меня приглашают на вечеринку, я сразу же начинаю паниковать.

Как только я попадаю туда, где со всех сторон визг, хиханьки, алкоголь, оглушительная музыка, беспорядочные половые связи и разнузданные танцы – все, я мрачнею. И все это меня ничуть не прикалывает. Я вообще не «прикольная». Я серьезная. Ответственная. И я беспокоюсь, что мои подруги напьются, что им в спиртное подсыплют какой-нибудь гадости, что они поранятся и перепачкаются, что их используют, что они забеременеют, подхватят венерическое и захлебнутся в собственной рвоте.

В довершение всего я никогда не знаю, что надеть.

И пить я не люблю, а приходится делать вид, что я пью, чтобы хотя бы казалось, что я «прикольная» и что «прикалываюсь».

Раньше мне нравилось танцевать, пока я не услышала от одного мальчишки, Билли Гардинера, что танцую как тарантул-паралитик. Так что теперь я танцую, только когда вокруг почти темно и народу так много, что меня все равно никто не увидит.