Лучшими управляющими становятся те, кто прошел все ступени карьерной лестницы. Шлиман был таковым. Сначала заворачивал рыбу, потом стал рассыльным, далее — приказчиком, представителем компании в иностранной державе и, наконец, главой собственной фирмы. Люди его не жаловали, но фортуна преподнесла ему два невиданных подарка.

Во-первых, она сохранила ему жизнь. В восемнадцать лет Генрих решил попытать счастья в Новом Свете и нанялся юнгой на бриг, отплывающий в Венесуэлу. Темная ночь, шквальный ветер, сильнейший шторм, судно терпит крушение, и корабельного салагу смывает волной за борт. Захлебывающегося Шлимана за волосы вытащили из пучины матросы, успевшие спустить шлюпку до того, как корабль затонул.

Во-вторых, фортуна дала старт карьере Генриха. После кораблекрушения неудачливый моряк оказался в Амстердаме, где жил впроголодь в убогой клетушке, снятой на последние деньги. Но тут молодому человеку помогла мать, точнее, память о ней. Бедная, измученная черствостью мужа Луиза Шлиман вряд ли могла предполагать в день своей смерти, что в мире живет бесконечно преданный ей человек. Былой поклонник, добившийся в жизни успеха, отыскал ее сына, снабдил деньгами и рекомендовал на работу в солидный торговый дом.

Ну а дальше Генрих подтвердил истину: везет тому, кто «сам везет». Парень открыл у себя исключительные способности к языкам и превратился в подлинного полиглота: за смехотворно короткий срок он овладел семью европейскими языками. Оказавшись на службе в компании Шредеров, которая начинала торговлю с Петербургом, дальновидный Шлиман принялся за изучение русского. Он покупал в лавках переводные книги, рядом с ними располагал оригиналы и, сличая тексты, пытался проникнуть в смысл русских слов. Он выучил наизусть тяжелейшую «Телемахиду» Василия Тредиаковского и за четыре франка нанял старого еврея, чтобы тот слушал его декламации. Увы, произведения, купленные Шлиманом, отличались архаичной лексикой. Купцы из России поднимали его на смех. Он хохотал вместе с ними, просил поправить и учился, учился, учился… Однажды его вызвали хозяева компании и сообщили: «Генрих, мы полагаем, что ты более всего подходишь на роль представителя нашего торгового дома в столице Российской империи». Какая это была победа!

Россия стала для Генриха полем финансовых чудес. Спустя год он уже владелец собственной компании. В своей педантичности и деловитости этот удивительный немец предвосхитил образ гончаровского Штольца: ни одно его предприятие не потерпело фиаско. В Амстердаме покупали русский хлеб, привезенный Шлиманом, в России у коммерсанта охотно брали индиго и селитру. Параллельно бизнесмен вновь устремил свой взгляд к Новому Свету, где разгоралась золотая лихорадка. Созданный им Калифорнийский банк позволил увеличить и без того немалое состояние почти вдвое. Но рисовать образ Шлимана исключительно белой краской было бы ошибкой. Нам стоит помнить, что в годы Крымской войны русские солдаты сражались в сапогах от Шлимана… на картонной подошве. Желание дельца сэкономить дорого обошлось нашим предкам, защищавшим подступы к Севастополю. Окажись в тот момент Генрих тет-а-тет с адмиралом Нахимовым или хирургом Пироговым, ему, думается, трудно было бы сохранить свою персону в неприкосновенности. Спустя много лет Шлиман, уже известный археолог, попросил въезда в Россию. Император Александр II, для которого поражение в Крыму было постоянным кошмаром, в сердцах сказал приближенным: «Пусть приезжает, повесим». К разоблачениям, раздутым стараниями конкурентов, добавились неприятности в личной жизни. Тридцатилетний Шлиман женился на русской девушке Екатерине Лыжиной, принадлежавшей к богатейшей купеческой семье. Но Катя оказалась далека от немецкого идеала жены. Ее своенравие и суровый характер приводили Генриха в ужас. У Шлиманов родилось трое детей, но назвать счастливым их брак язык вряд ли повернется. И вот захваченный врасплох кризисом среднего возраста Генрих решает все изменить и покидает Петербург.

Шлиман с детства верил в реальность мифа. Недалеко от родительского дома находилась могила зловещего разбойника Хеннинга по прозвищу Брандеркирль. Рассказывали, что злодей заживо сжег одну из своих жертв, а после топтал пепел ногами. За это на него было наложено заклятье: каждый год из захоронения вылезала его нога в шелковом чулке. Маленький Генрих часами просиживал у могильного холмика в ожидании разбойничьей пятки и, отчаявшись, попросил отца сделать раскоп, чтобы посмотреть, куда она запропастилась.

А после у Генриха появилась тайна. С тех пор как отец прочел ему гомеровские строки, Шлиман уверовал в существование Трои. Все говорили «легенда», а он знал: было яблоко раздора. Парис украл Елену, погиб Патрокл, Ахиллес сражался с Гектором, а Одиссей придумал троянского коня. Найти, доказать, оживить древнее предание… По достижении материального благополучия это стало почти манией. Если бы тогда существовал кинематограф, создателям фильма «Троя» не пришлось бы долго искать баснословно щедрого спонсора.

Но, чтобы отыскать легендарный город, одного энтузиазма недостаточно, нужны знания. Генрих — ему уже исполнилось сорок шесть — отправляется за первым в жизни образованием и слушает лекции по археологии в Сорбонне. Получив минимум информации, он тут же организует экспедицию на средиземноморское побережье Турции и начинает раскопки — раскопки Трои. Ему не верят даже те, кто соглашается признать реальность древнего Илиона: считают, что город располагался совсем в другом месте — у поселка Пынарбаши. Но Шлиман был там, сверял местность с описаниями Гомера, которым верил безоговорочно, и убедился: здесь Трои нет. Пынарбаши в трех часах от моря, а осаждавшие подступали к нему по нескольку раз в день, возвращаясь на корабли. Поэт говорит об одном горячем источнике, находящемся во владениях царя Приама, а тут их целых сорок. И разве мог разместиться величественный город с шестьюдесятью двумя зданиями на таком кусочке земли?! Нет, искать Трою надо у холма Хисарлык.

Эксцентричный миллионер с киркой и лопатой походил на слона в посудной лавке. Он и вправду находил массу удивительных артефактов, в чутье ему не откажешь, но не обращал на них внимания, выбрасывал, уничтожал. Постройки, которые не отвечали его представлениям о том, какой была Троя, безжалостно сносились. Возможно, не наткнись Генрих на так называемый «клад Приама», его экспедиция вообще не оставила бы от древнего поселения даже камня. Но вот в одном из домов были найдены полтора килограмма золота — диадемы, перстни, кольца, броши, шестисотграммовая золотая бутыль!!! Все это могло принадлежать только троянскому царю Приаму, безапелляционно заявил Шлиман. Следующая его находка в Микенах, названная «кладом Агамемнона», оказалась еще более внушительной. Археолог-дилетант, вызывавший насмешки профессионалов, начал теперь смотреть на них свысока. Он охотно давал интервью газетчикам и распускал про себя удивительные слухи, а впоследствии даже завел имиджмейкера для создания образа непризнанного гения. Широко освещался, например, тот факт, что детей от второго брака с гречанкой Софьей Энгастроменос Генрих назвал древнегреческими именами — Андромахой и Агамемноном. В итоге в Европе началась мода на Шлимана, и то, что он откопал именно Трою, перестало подвергаться сомнению. Деморализованный научный мир находился в замешательстве и поначалу ничего не мог противопоставить еще вчера неизвестному романтику.