— Нет у меня больше детей, кама, — махнула рукой женщина. — И мужа нет. Все остались лежать в долине Эрлу. Даже костей не узнать, так всё горело. А этот — поодаль лежал. Совсем голый. Одежда, видно, на нём дорогая была надета. Воры раздели, думали мёртвый. Я подошла, а он шепчет странно так, не по-человечески. И глядит жалобно так. Я его на спину, домой нести, а кровь из раны как хлынет. Сама не знаю, как сумела остановить. Духи меня к нему привели. Не дай ему помереть, кама? Он на младшего моего похож. Пусть будет немой, пусть говорит с духами, но живой будет!

— Не говори так! — одёрнула женщину старуха. — Не сумею вывести его душу из нижнего мира, найдёшь шамана сильнее. Если разум не помутился, придёт и душа. Готовь петуха, завтра снова пойду искать его в нижний мир!

Женщина вскрикнула в ужасе и зажала рот. Старуха усмехнулась, довольная этим испугом.

— Оставлю тебе настойку из чёрной рябины, — шаманка пошарила на поясе и нашла кожаный бурдючок, привязанный к одной из свисающих с пояса верёвок. — Вечером дашь с молитвой нижнему богу. А утром, когда заря — с молитвой верхнему дашь.

Женщина закивала и протянула руку за бурдючком.

Я слушал этот бред и понимал: я в больнице. Это я слышу голоса медсестёр, а фоном идёт старенькое кино, вроде фильма «Дерсу Узала». А мозг мой придумывает кошмары.

Жуть какая. Только бы не свернуться.

Ну, Женька ты и валенок — даже помереть нормально не можешь.

Заговорить с женщинами мне даже в голову не пришло. Поддерживать бред опасно. И так он слишком детальный.

Нужно было сделать что-то, чтобы проснуться. Чтобы кошмар прервался.

Я попробовал ущипнуть себя, но даже поднять как следует руку не хватило сил.

Шаманка тем временем встала. И тут же хлипкая дверь аила из коры и палок отлетела в сторону и внутрь просунулась бритая наголо мужская голова.

— Эй, Майа-та! Соседи говорят, ты подобрала какого-то чужака! Прячь его! Найманы терия Вердена пришли пешими и ходят по юртам. Ищут мясо для своих драконов!

Снаружи донеслись крики и звяканье оружия.

И бритый вдруг завопил:

— Здесь! Здесь! Сюда!

— Сам упредил, сам же и навёл! — прошипела сквозь зубы шаманка.

Двое воинов в кожаных доспехах, обшитых костяными пластинами, втиснулись в аил.

— Вот он! — указал на меня бритый. — Бормочет что-то чужое! Верно, чужак! Верно, замышляет убить терия Вердена!

Женщина, которую бритый назвал Майя, раненой птицей бросилась навстречу воинам.

— Это мой сын! Он бредит! Духи зовут его в нижний мир, он говорит с духами! — закричала Майя, прикрывая меня своим телом.

— Твой сын — бунтовщик? — один из воинов выдернул из ножен на поясе короткий меч. На удивление, не медный даже, а из железа.

— Да какой же он бунтовщик? — зачастила женщина, загораживая меня. — Он же совсем ребёнок! Посмотри, у нас и оружия никакого нет!

Бритый попытался с ней спорить, но шаманка вдруг зыркнула на него, и мужик заткнулся. Сообразил, что воины-то уйдут, а ему ещё жить в этой деревне.

Найман с мечом оттолкнул женщину, шагнул ко мне и сдёрнул одеяло. Постоял, рассматривая.

— А раны его откуда? — спросил он подозрительно. — И почему волосы обгорели?

— Раны его от когтей барса, — пробурчала шаманка. — Шёл на белку, а встретил тигра, такой из него охотник. А волосы ему подпалила я. Который уж день я камлаю и зову назад его душу.

— А муж её где?

Воин швырнул одеяло на пол и обернулся к шаманке.

— Мужчины в горы ушли, испугались гнева терия Вердена и его драконов, — усмехнулась старуха. — В селении бабы, ребятня да больные, сам видишь.

— А этот? — воин ткнул мечом в сторону бритого.

— А этот — дурачок местный. Как упал во младенчестве темечком вниз, так и заговаривается.

Воин хмыкнул, шагнул к выходу, но вдруг обернулся и пристально посмотрел мне в лицо:

— А ну, отвечай, с какими духами ты говоришь, шаманское отродье? А вдруг ты воин из горных дружин? Те, что на крылатых волках, говорят, совсем малолетки!

— Не может он говорить! — вскрикнула Майя. — Он и имени своего не помнит!

— Ничего, — осклабился воин. — Жить захочет — вспомнит. А ну? — Он приставил меч к моему горлу. — Отвечай, какого ты рода?

Глава 3

Кость Барса

Меч у горла казался мне совсем не киношным. Да и вообще происходящее всё меньше напоминало кошмар. Все эти звуки, запахи, тени по стенам — производили впечатление вполне настоящих.

Разве может присниться так чётко?

Да и страха я не ощущал. А это был очень тревожный звоночек.

Говорят, что в кошмарных снах пугаются даже люди бесстрашные, потому что механизм воздействия сновидения на мозг — ирреален. Просыпаются детские страхи, из подсознания лезет всякая муть: кровавые мертвецы, гоблины или Ктулху из розовой невинной юности, осенённой Лавкрафтом и «Варкрафтом».

А я прямо-таки облегчение получил, когда меч ткнулся в шею.

У меня в бою всегда так. Поначалу вроде мандраж, а потом звяк в башке — и я уже весь как стёклышко.

Мог бы руку поднять — засадил бы сейчас этому «воину» в немытую челюсть!

Но правая рука двигалась еле-еле, а левая — вовсе не поднималась, скованная болью где-то под мышкой. Хотя я могу врезать и с правой, и с левой — почти с одинаковой силой.

Мог.

Но я только смотрел в чёрные узковатые глаза воина и думал спокойно так, как бы про между прочим: «А интересно, вот убьют меня здесь и что? Я умру, и всё кончится? Или „Дерсу Узала“ продолжится уже без моего участия, как нормальный сон?».

А может, я вернусь в этот странный зал, и прозрачные тени скажут мне: «Всё, не справился ты с заданием, Женька!» И подсунут новый кошмар?

Не дождавшись ответа, воин оскалился, замахнулся.

Я смотрел на него спокойно. Хотелось уже понять: проснусь сейчас или нет?

Воин подался вперёд. Меч дёрнулся, описывая дугу. И тут же раздался странный глухой стук — с таким нож с размаху втыкается в баранью тушу!

Майа завизжала, а размахнувшийся, чтобы зарубить меня, воин рухнул со всего маху на земляной пол. В спине у него торчала рукоять ножа.