Правда, неловкий момент вышел, когда коррумпированный медтехник позвонил ему и сообщил, что ничего подделывать не пришлось: тест на отцовство и так был положительным.

*Передовые Космические Технологии

Это было странное чувство.

Когда Ал-44 в первый раз открыл глаза и вдохнул воздух, его биологический возраст составлял тринадцать лет. Ещё примерно за четыре года его обучили и дорастили в специальной среде до двадцати, после чего составили программу личности и отправили в ЗС. Так что его собственное условное детство длилось четыре года и состояло на восемьдесят процентов из лабораторных испытаний.

Понятное дело, что за двадцать лет, проведенных в ЗС, он значительно расширил свои познания на эту тему и пришёл к выводу, что дети — это не просто биологические единицы, но инвестиционные проекты. Которые зачастую крайне важны для создателей.

К своим детям он испытывал положительные эмоции. Причём даже к тем, которые генетически были не его. Они казались забавными. И он вроде как за них отвечал.

Но Елена стала проектом Ани. И в какой-то степени его собственным. Это делало её очень особенной…

Потому-то он поступил, как настоящий мужчина. То есть, пробыв с девочкой полдня, “мужественно” сбежал режиссировать собственную смерть, оставив малявочку Полине.

Алексей вполне справедливо предполагал, что от него ребёнку особого толку не будет. Зато проблем может привалить много — если он останется рядом, конечно. А вот если проведёт с Полиной и Элизой ликбез, объяснит ситуацию, пообещает повышенное содержание, установит за их домами наблюдение и попросит присмотреть за девочкой после его “смерти”… Это, на его взгляд, было идеальным планом.

“Умереть” на следующем же задании вышло без проблем. Скроить себе новую рожу и заменить всю механическую начинку оказалось сложнее: пришлось даже менять глаза, в которые под видом суперсовременных виртлинз были вшиты альданские следящие программы. Что уж говорить про вирт с двойным дном и начинку медицинских чипов… Опять же, регенерация у Ал-ов хоть и ускоренная, но в пределах самой верхней границы нормы. В отличие от тех же Эйм-ов, в их случае перекрёстновидовая генетика, вариативная мутация, регулирующие нанниты и прочие навороты не применялась ни на каком этапе: Ал-ы должны спокойно проходить медицинские обследования в ЗС. Толку со шпиона, которого считает любая допотопная медкапсула? Да и некоторое время на построение новой личности убить пришлось: следовало изменить жесты, механику движений и многое другое.

А дальше он принялся отрабатывать оказанные ему услуги. И заодно определяться с новым местом в этой жизни.

В отличие от Ал-45, Алексей к власти и прочему сопутствующему прыганью перед публикой относился скептически. Или, выражаясь языком его новой личности, нахрен оно ему не упёрлось. Но какие синонимы ни подбирай, а факт оставался фактом: не для того он столько всего прошёл, чтобы снова оказаться на виду и вляпаться в ровно такое же дерьмо, из которого выбрался.

Впрочем, этому было просто объяснение: среда психологического взросления. Не считать же за неё на полном серьёзе лабораторию? Там учат многому, но всё больше не тому. А дальше… Если Ал-45 “взрослел” в мутной водице той банки с пираньями, которую почему-то называют чиновничьим аппаратом, то становление Ал-44 прошло в среде косморазведчиков, у которых, как ни крути, совершенно другие ценности, сплочённая община, стоящая горой за своих, и абсолютно другой менталитет, который для Алексея довольно быстро стал своим, родным и единственно правильным.

Потому-то, воскреснув под другим именем и лицом, он тут же предложил помощь своему непосредственному начальнику, Джереми Эндейлу, который как раз посматривал в сторону политической карьеры и собирал вокруг проверенных, связанных взаимной порукой и верностью косморазведчиков-”пенсионеров”. Алексей впрягся в это дело с удовольствием: он оставался в тени и занимался интересной работой во благо одной своей семьи, то бишь косморазведчиков. Это приносило деньги и возможности другой семье — Елене, остальным детям и “вдовам”. Алексей договорился с Джереми, что тот “в память о любимом друге” обеспечит им шоколадную жизнь.

Время шло, Алексей менял лица и ввязывался во всё более сложные разборки, политическое влияние Джереми росло.

Росла и Елена.

Она стала гениальным ребёнком, разумеется. И это не потому, что каждый папаша так думает про своего отпрыска от любимой (он это признал в итоге, да) женщины. Просто все его биологические дети демонстрировали определённый ряд характеристик вроде той же эйдетической памяти и запредельной скорости обработки информации, что у людей прочно ассоциировалось с гениальностью. Также у всех его отпрысков присутствовали в той или иной форме пси-способности. “Обделён” (и то относительно, на пару пси-единиц) оказался в этом смысле только Балбес; с другой стороны, этому парню взамен перепала повышенная регенерация и потрясающая даже по меркам Ал-44 скорость реакции.

Самым сильным псиоником оказался Дим. Ал-45 даже попытался тихой сапой клонировать мальчишку для своих лабораторий, но Алексей бдел.

Это его проект! И никак иначе. А брат по пробирке пусть в других местах себе подопытных ищет. Если жить хочет, конечно.

Так что все детки отличались. Но в плане работы с информацией и упрямства Лена однозначно могла дать остальным фору. Что уж там: именно ей пришло в голову собрать “банду Бобров”, то есть начать тесно общаться со всеми шестью остальными, сплотив их в одну команду.

Лена же первой отыскала “покойного” папу, отловив в домашнем искине его следящую программу и пройдя за ней по “хлебным крошка” прямиком к создателю.

Лёха Бобр был горд. И умилён.

Она во всём пошла в маму. Даже хук справа оказался очень похож! В общем, чудесный ребёнок.

Он исчез снова. Она снова нашла. И снова.

Это оказалось весело. Пожалуй, в таком формате Алексею нравилось общаться с детьми. Кажется, это называют "играть в прятки", да?..

Когда Лена пошла работать в киберполицию, Алексей только вздохнул.

Этого, наверное, следовало ожидать.

* * *

— Да уж, — сказала Лена, задумчиво осматривая его с головы до ног такими знакомыми серыми глазами. — А я-то думала, что мужчины в переходном возрасте стараются казаться моложе, чем они есть.

Алексей фыркнул. Эту часть игры он очень любил.

— Старость не радость, доченька, — прокряхтел он. — Деменция, опять же… Сама же сказала: я старый! И маразматичный!

Дочь прикрыла лицо ладонью, но сквозь пальцы продолжила разглядывать (местами) любимого родителя.

Алексей гордо приосанился, насколько позволяла моторика его роли — то есть, надо учитывать предполагаемый износ организма, возрастные болезни и прочие тонкости. Новая личина ему нравилась: приземистый, не слишком ухоженный мужичок лет под сто двадцать (или пятьдесят-шестьдесят, если считать стандарты человеческого возраста до генетической революции начала двадцать второго века). Его лицо и тело носили следы неаккуратной эксплуатации, относительно обильных возлияний и пренебрежения медицинскими процедурами.