Вход в храм был расположен на уровне десятого этажа обычного здания. Изначально Алексей этого не застал, но старики говорили, что тут был эскалатор, который поднимал всех желающих прямо ко входу. Сейчас же эскалатора не было, и весь путь приходилось проходить пешком. Сто восемьдесят ступенек вверх! А потом, после службы, столько же вниз. Исключений и поблажек не делалось никому. Жрецы рассуждали: если человек тянется к вере, сто восемьдесят ступенек не станут для него преградой, даже на инвалидной коляске человек найдет способ прийти к Дисциплине, если же нет – то, видимо, ему не нужна вера и Ее покровительство. Для офицера эти сто восемьдесят ступенек были даже не легкой разминкой.

Храм встретил его спокойствием и тишиной. Первое тут было постоянно, витало, можно сказать, в воздухе, ибо трудно быть недисциплинированным в храме Дисциплины. А вот второе было для центрального храма нестандартно. Во время праздников и массовых служений тут было шумно. Собрать одновременно в главном зале храма, бывшем ангаре для техники, можно было за раз очень много человек, до полумиллиона, если встать вплотную друг к дружке. А полмиллиона человек, переговариваясь даже шепотом, создают сильный шум. Сейчас был день, люди в основном были на службе, храм пустовал.

Алексей прошел к местам для исповедования, где обычно дежурил священник, и не удивился, что он там был и сегодня.

– Исповедуйте отче, – подошел богатырь к священнику и опустился на одно колено, – исповедуйте и направьте на путь истинный.

– В чем грехи твои человече? – жрец наложил руку на чело исповедующегося.

– Грешен батюшка, грешен, – тяжело вдохнул Алексей, – по роду занятия приходится выходить из Города, и окунаться в мир соблазнов и свободы. Когда находишься вдали от Города и Храма, то начинает казаться, что все наши попытки затянуть себя ремнями аскетизма давно лишены смысла. Вокруг много пищи и огромный простор для возможного расселения – селись куда хочешь, живи как хочешь. И только сила воли заставляет отбросить эти мысли и смиренно нести долю свою.

– Это хорошо, что сила воли еще заставляет тебя, – кивнул жрец, – было бы хуже, если бы не заставляла. Значит, не все потеряно для тебя в этой жизни, и мы сумели заложить в твою душу основы нашей веры и мироустройства, даруемого Ее дланью нам смертным!

– Но не зря ли мы живем только в Городе и не охватываем хотя бы окрестные земли? Там же мы могли бы выращивать овощи и фрукты для людей, там можно разводить скот. Я понимаю, что синтетическая еда, производимая на наших фабриках по вкусу, почти не отличается от настоящей, а – некоторые эстеты говорят – и превосходит настоящую по полезности, но мы могли бы просто производить больше разной еды на выбор. Тогда в столовых можно будет выбирать, что взять.

– Умные слова, сын мой, ты сейчас говоришь, умные, – кивнул жрец, – но мудрые ли? Выбор – искушение для души, не все смогут с ним справиться. Один выберет и забудет, другой подумает, выбор еды есть, почему нет выбора правительства? Любой выбор ведет к своеволию, а своеволие главный враг Дисциплины! Если человеку дать возможность выбирать, куда мы придем? Всяк будет желать выбрать путь развития для нашего Города и что получится? У древних есть притча про трех животных, тянущих телегу в разные стороны, и из этого ничего хорошего не вышло, телега осталась стоять на месте. Ты хочешь так же? Дай людям выбор – каждый будет тянуть всю телегу в свою сторону. Это правильно?

– Нет, – помотал головой Алексей, с такого угла он не смотрел на это ни разу.

– Вот смотри, – жрец протянул ему левую руку, – ты же офицер, ты ходишь за стену?

– Да, – кивнул богатырь.

– Легко ли ты сломаешь мне мизинец? Говори честно.

– Легко.

– А большой палец? Он толще.

– Тоже легко.

– А если я сожму руку в кулак, тебе будет легко сломать мне пальцы?

– А зачем? – пожал плечами Алексей. – Мне проще будет сломать руку.

– Мы сейчас говорим о пальцах, – наставительно уточнил жрец.

– Пальцы тяжелее, мне сначала придется раскрыть вашу руку.

– Вот! – облегченно вздохнул святой отец, видимо ожидая другого, более сложного для него ответа. – Дисциплина – это та сила, которая заставляет нас, пальцы, сжиматься в единый кулак. Чтоб нас сломать, сначала нужно вырвать у нас из сердец Дисциплину, а уже потом переломать поодиночке. А любой выбор – это лазейка для подрыва Ее. Лазейка маленькая, почти незаметная. Ну? Подумаешь, человек вместо котлеты стейк выбрал. Или в пост решил мяса поесть. Разве большое прегрешение? Вроде нет, тьфу да растереть, малая капля. Но если этот поступок не принесет в дальнейшем наказания, человек решит еще раз так поступить, потом еще, и вместо одного еле заметного ручейка может вырасти огромная полноводная река, а то и сель, спускающийся с гор и уничтожающий все на своем пути. Это понятно?

– Да отче, – кивнул Алексей.

– Тогда иди в мир, сын человечий, и неси правду Ее, выжигая в душе своей все позывы к выбору!

– Спасибо, батюшка, – кивнул парень, – никогда не смотрел на это с этой точки зрения. Вы во всем правы.

– Я только доношу до вас Ее заветы! Всем мы: и ты, и я обязаны Ей, Дисциплине!

Из храма Алексей вышел окрыленный новыми знаниями и четкой убежденностью в правоте священника. Так и есть: выбор подрывает Ее основы, и для борьбы с ним Алексей, офицер, должен сделать все возможное, все, что в его силах. А для этого нужно тренироваться и еще раз тренироваться, но до тренировки нужно что-нибудь поесть, чтоб потом не протянуть ноги. Гоняли их на тренировках изрядно, по три потока пота выходило. Столовых в городе было много, ибо тут сконцентрировались все почти органы управления и основные производства, а людей нужно было кормить. Выбирать было бессмысленно, ибо рацион во всех был един, и везде принимали жетоны обеспечения. Поэтому Леха отправился в первую, попавшуюся по дороге. Столовые были исполнены везде практически в одном стиле. Минимализм он назывался. Впрочем, так были исполнены все общественные здания, даже церкви Дисциплины, разумеется, кроме основного, центрального храма.

В Столовой, куда пришел богатырь, все было чисто и опрятно. Пластиковые столы с такими же стульями, на