тем, к чему привыкли мы, жители следующего тысячелетия, мы с Наташкой тоже уезжаем.

— Ох, как я устала! — выдыхает моя жена, как была падая на кровать.

— Ты что, как устала? — хмурюсь я. — Нам ещё всю ночь не спать!

— Что⁈ — восклицает она. — Прямо всю ночь? Я думала, ты после акробатических этюдов в воздухе пошевелиться не сможешь, а ты…

— Не знаю, о чём ты говоришь, — ухмыляюсь я, — но я имею в виду подарки. Ты видишь, сколько у нас подарков? Их же разобрать надо, посчитать. Так что до утра не управимся.

Она смеётся и хлопает по кровати рядом с собой.

— Иди сюда, муж, полежи рядом со своей жёнушкой. Надеюсь, больше нас сегодня уже никто не побеспокоит.

— Нет, это уже точно. Вокруг нас три периметра охраны. Мышь не проскочит, клопик не проползёт.

— Кто⁈ Клопик⁈

— Не бойся ты, говорю же, не проползёт. Ты вон в воздухе бандита обезвредила, а маленького клопика…

Я не успеваю договорить, потому что в этот момент раздаётся стук в дверь. Мы молча, как по команде поворачиваем головы друг к другу.

— Егор, Наташа, откройте! Я знаю, вы там просто валяетесь. Мне сказать надо. Это я, Наталья Николаевна…

Клопик, может, и не проскочит, а вот Мурашка — запросто…

2. Безобразие сплошное…

Наташка выглядит недоумённо. Что это за Наталья Николаевна? Да ещё и с детским голосом…

— Это Мурашкина, — говорю я. — Та, что с родителями. Из Минска.

— А-а-а, — удивлённо тянет она. — А что она хочет так поздно?

— Я не знаю, — пожимаю я плечами. — Сейчас выясним.

Поднимаюсь с кровати и подхожу к двери.

— Заходи, Наталья Николаевна. Родители тебя не потеряют?

— Не, они пошли в бар догоняться. Думают, что я сплю. Устала, вымоталась за день, а теперь вот сплю без задних ног.

Наташка смотрит на маленькую Наташку с нескрываемым интересом.

— Ну, давай, проходи, — усмехаюсь я, — чувствуй себя как дома.

— А ты разве не вымоталась и не устала за день? — интересуется моя законная супруга у юной гостьи.

— Устала, конечно. Я ведь ребёнок, растущий организм и всё такое. Так что да, вымоталась, но не настолько, чтобы быть не в состоянии подняться с постели и прийти в ваш номер-люкс.

Она обходит наши хоромы, с интересом всё осматривая.

— Классный балкон, я выйду, посмотрю?

— Ну, давай, — киваю я.

— О! — несётся восторженное восклицание. — Чудесно! Вид на море. А какой воздух! Какая ночь! Идите сюда. Успеете ещё намиловаться.

— Тебе точно восемь лет? — подозрительно спрашивает Наташка, когда мы выходим на террасу.

Ночь действительно прекрасна. Опьяняющий тёплый ветерок, напоен запахами моря и трав. Шорох птиц, мириады звёзд и яркая луна приводят мысли в лёгкое смятение, а разлитые в воздухе нега, упоение, счастье и томление заставляют сладко сжиматься сердце. Не проваливаться в бездну, как от крика «невесту украли», не вырываться из груди, как если бы ты сорвался с крыла самолёта, а тихо млеть и постанывать от наконец-то накатившего безмерного счастья.

— Нет, я вообще-то старушка в теле ребёнка, — смеётся Мурашкина. — Смотрите, какая лунная дорожка, вон там, в далеке!

— Ладно, — говорю я, пойдёмте внутрь, чтобы не кричать на всю округу.

Мы заходим в комнату. Я достаю из холодильника бутылку шампанского и снимаю фольгу.

— Будешь?

— Ты чего, Егор, — шикает на меня жена. — Она же совсем маленькая.

— Ну, вроде не совсем, — усмехаюсь я. — Маленькая, ты чего нас не предупредила заранее?

— Я бы с удовольствием, — грустно вздыхает Мурашка. — Но физический возраст со счетов сбрасывать не следует. Так что пейте сами, а я со стороны полюбуюсь. А икорка есть? Как мы любили, а?

— Рыбкина сдвигает брови и бросает недоумённые взгляды то на меня, то на нашу гостью.

— А как бы я предупредила? — пожимает Мурашкина плечиками.

— Скажи, что возможности не было, да?

— Возможность я бы нашла, но просто… Просто на моей памяти не было ничего такого. Никакого похищения, никакой погони и счастливого спасения. Ну, то есть всё было абсолютно ровно и спокойно.

Здрасте… Как это…

— Может… — хмурюсь я, — ты просто запамятовала? Годков-то тебе вона скока.

— Брагин, ну ты не смеши мои седины! Разве женщина может забыть день своей свадьбы? Даже если у неё их было несколько и то…

— Так! — восклицаю я. — Что значит несколько?

— А-а-а, — с нотками триумфа отвечает она. — Заволновался? Не бойся, это я так для примера, можно сказать, добавила. Для эффекта.

— Хороший эффект, нечего сказать, — киваю я. — Сознавайся, сколько у тебя свадеб было⁈

— Да ну тебя, тебе всё хиханьки да хаханьки, а ведь это же просто пипец!

— Так! — не выдерживает моя Наташка. — Говорите, что здесь происходит!

— Покажи ей, — киваю я Мурашке.

— Смотри, — кивает та, и показывает локоток с маленьким шрамиком, похожим на птичку.

Наташка обхватывает детскую ручонку и внимательно изучает.

— Совсем свежий, — задумчиво говорит она, а потом, чуть отстранившись внимательно рассматривает своего маленького доппельгангера или альтер эго… — Но ты на меня не похожа. Вы намекаете, что…

Наташка поворачивается ко мне и пытливо всматривается в моё лицо.

— Этот ребёнок, — говорю я, — не намекает, а говорит прямым текстом, что она это ты, переброшенная в детское тело из девяносточетырёхлетней бабули.

— Это не такой уж большой возраст, чтобы именоваться бабулей, к вашему сведению. Подробности я вам сообщать не буду, но имейте в виду.

— То есть ты там молодухой была что ли? — усмехаюсь я.

— Ну, типа.

— А кто там сейчас президент?

— Без комментариев, — качает она головой с хитрой улыбкой.

— Если без комментариев, — говорю я, — то нафига ты тогда пришла? Чтобы что?

— Егор, ну зачем ты так! — восклицает Рыбкина.

Мурашка надувается, прямо как маленькая девчонка, а моя Наташка ласково прижимает её к себе и гладит по головке.

— Не расстраивайся, он не серьёзно…

— Ой, а то я не знаю, что у него на уме.

Ещё скажи, что мол побольше твоего с ним