Горбацевич успел кувыркнуться через перила моста. Последнее, что он помнил – искаженная физиономия Глинского, палец, давящий на спусковой крючок.

Через день Назар вышел к своим. Те уже знали, что операция провалилась. Последовало дисциплинарное взыскание, но – слава немецкому богу – Горбацевича не расстреляли.

Тогда многим казалось, что немцы раздавят Советы в считаные месяцы. «Котлы», миллионы пленных, стремительное продвижение в жизненно важные районы. У Сталина нет больше сил, он выдохся, не умеет воевать. Ситуацию не исправит даже гигантский репрессивный аппарат, не говоря уж о так называемой любви к Родине.

Почему все пошло не так? Позорное бегство под Москвой. А ведь звезды Кремля в бинокль наблюдали! Окружение под Сталинградом, капитуляция огромной армии Паулюса.

Сейчас немцы пытались что-то выправить под Курском. Манштейн и Гудериан бросали в бой танковые армии, но и силы красных весьма значительны. Поди угадай, чья возьмет.

Пошатнулась вера в величие и непобедимость германской военной машины. Но ведь немцы теперь не пустят красных на Западную Украину, не бывать такому!

– Часовой!

Тот снова мигом ворвался в комнату.

– Жулебу сюда!

– Слушаюсь, пан майор!

Руководителя местной повстанческой банды пришлось подождать. Занятой человек. Хорошо хоть, что не умотал никуда.

– Так ты говоришь, что красными партизанами в Росомаче командует товарищ Глинский, да? Есть сведения, кто такой?

– Удивили вы меня, пан майор. – Жулеба озадаченно почесал затылок. – Вроде из легавых бывших, отделом НКВД заведовал во Львове, сам откуда-то с востока, из Харькова или Горловки. Воевал против немцев, но по-своему. – Жулеба осклабился. – Заградительным отрядом командовал, своих из пулеметов клал, дезертиров расстреливал. Выходил из окружения, застрял в этих лесах и до сих пор выбраться из них не может.

– Имя-отчество знаешь?

– Как же не знать. У меня свой человечек у товарища Глинского имеется, только и ждет удобного случая, чтобы сдать нам всю компанию. Николаем Федоровичем его кличут.

Он, бесово отродье, точно! Наверное, Горбацевич слишком возбудился, глаза забегали.

Жулеба заметил это, насторожился и спросил:

– Приходилось встречаться, пан майор?

– Да, Жулеба, но это неважно. Численность банды?

– Их не меньше ста, пан майор. В банде есть тамошние жители, знающие местность. Но их немного. Банда пришлая, орудовала на Станиславщине, под Житомиром. Большинство составляют диверсанты, специально подготовленные Советами. Совершали вылазки в нашем округе, в соседнем Кивелинском. У Глинского что-то вроде договора с поляками. Он их не трогает, а они его снабжают продуктами, сведениями.

– Предоставишь мне полную информацию о своем человеке в банде. Вмешиваться не буду, но знать обязан. И не вытягивай мне тут свое личико, пан Жулеба. Одно дело делаем. А то дождешься, у службы безопасности возникнут к тебе вопросы. Иди работай, утром поговорим.

Во втором часу ночи разбежались тучи, выглянула луна, стала подспорьем. Грузовик, набитый карателями, вывернул из-за перелеска, встал под обрывом, с которого сползали лохматые заросли можжевельника. Впереди виднелась разреженная дубрава, за ней в низине стояло село Клещинка.

Люди сыпались на землю как горох, возбужденно переговаривались. Кому-то не терпелось. Торопыги бежали к дубраве.

Хлопнула дверь кабины, на землю спрыгнул поручик Кишко.

– Хлопцы, куда рванули? Стоять! Терпения не хватает? Так мы вас враз в арьергард определим! Петро, командуй, да чтобы тихо все было!

Петро Ломарь уже рычал на подчиненных, распределял людей:

– Взводу разделиться на три части, два отделения малым ходом вперед, третьему обойти село, поставить пулеметы на пригорке, и чтобы никакая крыса не ушла! Остальным не топать, не орать, дабы не спугнуть безмятежно спящих покойничков. И не устраивать тут попойку! Что там у вас позвякивает, пьянчуги?

Позвякивал, естественно, самогон. Пили, вопреки указаниям, много и повально. Но военную науку блюли, окружали село тихо и грамотно.

Ночь была в разгаре, в лесу покрякивал филин, над долиной струились завитки тумана. С озерца, заросшего ряской, доносились всплески играющей рыбы.

Село строилось хаотично, в нем не было улиц. Хаты возводились на пустырях абы как, лишь бы место хозяина устраивало.

Люди ползли, потом поднялись в полный рост и пошли, кто с карабином, кто с мотыгой. Выкатилась из будки, бренча цепью, лохматая псина, зашлась в истошном лае. Помчалась пьяная толпа с боевыми криками со всех сторон! Коси, коса, пока роса!

Гремели выстрелы, вылетали стекла из оконных переплетов. Собака, жалобно скуля, каталась по пыльному двору.

Кричали испуганные люди в домах. Выскочил на крыльцо рослый мужчина в исподнем, заметался. Пули пригвоздили его к двери, хлопнувшей за спиной. Он сполз на половицы, обливаясь кровью. В доме визжала женщина, плакали дети.

Каратели разбегались по селу. Жители выпрыгивали из окон, падали под огнем. Целая семья выбежала из пристройки, примыкающей к озеру, припустила по тропке вдоль воды. Но им навстречу уже бежали бандеровцы.

Стрельба оборвалась. Убийцы боялись попасть в своих. Зачем им огнестрельное оружие, если никто не сопротивляется?

Негодяи зверели в пьяном угаре, от вида крови еще сильнее кружились головы. Все человеческое стало им чуждо. Ненависть глушила прочие чувства. Уничтожай польское отродье! Слава Украине! Смерть врагам! Шли с вилами наперевес, врывались в дома, били все, что шевелилось, дергалось, скулило, умоляло.

Дома поливали самогоном из бутылок, бросали спички. Пойла было много, не надо его жалеть.

Над Клещинкой вставало зарево. Село пылало. Трещали, рушились обугленные перекрытия, столбы искр взмывали в небо.

Вдруг выскочили из-под дымящихся обломков живые люди, устремились к лесу. Кто-то энергично засвистел им вслед. Ударил пулеметчик, с удобством расположившийся на вершине холма. Люди падали как подрезанные.

По горящему селу среди распростертых трупов бродили пьяные каратели. Они выкрикивали здравицы своей несуществующей стране, желали врагам поскорее подохнуть, а героям – обрести славу. Никто не ушел от расправы. Село Клещинка перестало существовать.

– А ну, пьянчуги, выходи строиться! – надрывно прогрохотал Кишко, который выглядел отнюдь не трезвее прочих. – Нам еще в Карнопол, забыли? Пожары увидят, все разбегутся! Бегом к машине! Живее, хлопцы!

Да, до убийц доходило. Ведь веселье еще не кончилось. Будет жутко обидно, если сорвется заключительная часть. Подонки кинулись вверх, к дубраве.

Впрочем, эта жуть пришлась по душе не всем. Белобрысый парень с топором за поясом, житель улицы Светличной в Возыре, был смертельно бледен. Он отставал, еле волочил ноги. Запнулся о труп девчонки-подростка, схватился за горло, его вырвало.