Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какая нормальная женщина захочет иметь дело с инвалидом? — грустно ухмыльнулся Иннокентий.
Если инвалид достойный человек, то всегда найдется умная женщина, которая оценит и одарит его своей любовью и преданностью, — твердо проговорил Ангел–Хранитель.
Достойный человек… — тихо повторил Иннокентий.
Именно достойный! — подхватил тот. — Ты получил умную и талантливую голову Надеюсь, не забыл и про свое образование? Может, достаточно уныния? Займись делом, Кеша, и у тебя все будет хорошо, — совсем по–отечески добавил он.
Гарантируешь?
Гарантию дает лишь сам Господь Бог, я могу лишь предвидеть некоторые вещи, — заметил Ангел–Хранитель и неуверенно продолжил, внимательно посмотрев ему в глаза: — Только запомни одну истину: у всякой медали две стороны: есть ум и есть глупость, есть правда и есть ложь, есть день и есть ночь, есть любовь и есть ненависть… Всего в мире по паре…
К чему это ты? — не понял Иннокентий.
Честно говоря, не знаю… Может, это важно, а может и нет… Просто запомни… Пригодится… возможно… — и добавил, лукаво глядя ему в глаза: — …если жить захочешь. Так к чему ты пришел, Иннокентий?
Хочу! — с вызовом бросил Иннокентий.
Вот и ладненько, — одобрил Ангел–Хранитель, — а то, честно говоря, тебя пока ТАМ… — он вскинул глаза кверху, — вовсе не ждут…
Может, еще что скажешь–пожелаешь?
Я и так тебе наговорил больше, чем должен был… — Он стукнул себя по коленям и встал на ноги. — Ладно, засиделся я тут с тобой… Прощай!
Как прощай? Навсегда, что ли?
Почему навсегда? Последняя встреча еще будет… когда срок твой настанет, — улыбнулся Ангел- Хранитель и растворился в воздухе…
Когда Иннокентий очнулся, то увидел склонившиеся над ним удивленные физиономии врачей- реаниматоров. Он улыбнулся и довольно бодро спросил:
А что это вы здесь делаете, а?
Господи, — прошептал пожилой доктор с остренькой бородкой, — тридцать лет работаю врачом и никогда не сталкивался ни с чем подобным! Более шести минут не работало сердце… и вдруг… заговорил… Заговорил как ни в чем не бывало. Это чудо какое‑то! Вы помните, где находитесь? — спросил он.
В больнице… — продолжая улыбаться, ответил Водоплясов.
А как вас зовут?
Иннокентий. — Он усмехнулся: — Успокойтесь, доктор, со мною все в порядке.
Вы уверены?
Абсолютно!
Зачем вы это сделали?
Вы о таблетках? — догадался Иннокентий. — По глупости, — честно признался он.
Это вы точно осознали?
Каждой своей клеточкой!
И?
И более ничего подобного не совершу!
Обещаете?
Обещаю!
Твердо?
Даю слово, доктор! — серьезно ответил Иннокентий.
Ну, вот и хорошо, — облегченно вздохнул доктор и повернулся к своим ассистентам: — пойдемте, коллеги, здесь мы более не нужны: между смертью и жизнью молодой человек выбрал жизнь…
Через несколько дней Иннокентия было не узнать. Если раньше он либо лежал, тупо и не мигая уставившись в стенку, либо спал, иногда даже с открытыми глазами, то сейчас, уделяя сну лишь необходимый минимум, все остальное время посвящал чтению специальной литературы и лишь изредка отвлекался на художественные произведения. Однажды его квартирная хозяйка, по–матерински заботясь о своем квартиранте, принесла ему книгу с интригующим многозначительным названием: «Исцеление, или Предсказание прошлого».
После того как Иннокентий побывал на том свете и, пообщавшись со своим Ангелом–Хранителем, вернулся совсем другим человеком, ему чего‑то не
хватало, чего‑то он не понимал в этой жизни, что его сильно беспокоило и грызло изнутри. И тут, словно специально, появилась эта книга, написанная неким Михаилом Лежепековым.
Перечитав ее не раз и не два, Иннокентий постепенно вник в суть учения, созданного автором. Вник и всей душой принял. И более всего поразило его стихотворение, слова которого в буквальном смысле ворвались в его душу:
Что же мы так друг друга? Это, видимо, от испуга.
Это, видимо, от печали,
Что не к тем берегам причалили,
Что не ту засеваем землю.
Оттого и чужих не приемлим.
Оттого незнакомое слово Обжигает расплавленным оловом.
Обожженная глина крепчает,
А душа почему‑то мельчает,
А душа почему‑то немеет,
И чело все темней и темнее.
И рука кулаком венчается От досады, что все кончается.
Все кончается в замкнутой круга:
Что же мы так друг друга,
Что же мы так друг друга…
Конечно, было бы здорово лично пообщаться с этим удивительным человеком, но это было невозможно, по крайней мере в ближайшем будущем.
Центры Международного общественного движения «Экология человека», которыми Лежепеков
руководил, находились в Москве, в Болгарии, в Риге и Таллинне. И добраться до них не было никакой физической и финансовой возможности. Тогда Иннокентий отправил ему письмо, в котором подробно описал свою жизнь, свою трагедию и попросил совета. Послал, нисколько не надеясь получить ответ. Как же он удивился, когда пришел ответ от самого автора. Завязалась переписка. Михаил Лежепеков не только давал советы, но и прислал ему методики для занятий, брошюры, оказывал моральную поддержку.
Так постепенно жизнь Иннокентия наполнилась смыслом. Ему действительно ЗАХОТЕЛОСЬ жить, ЗАХОТЕЛОСЬ доказать всему миру, что с потерей ног ЖИЗНЬ не закончилась, и он еще сможет приносить людям пользу…
Поразмыслив, чем ему заняться, Иннокентий вспомнил «разговор» с Ангелом–Хранителем о его умной голове и образовании. Он действительно любил электронику вообще и в частности микроэлектронику, всегда считал ее наукой третьего тысячелетия. Несколько дней Иннокентий, обложившись специальной литературой, знакомился со всеми новинками микроэлектроники. Но более всего интересовался тем, что появилось нового в области нанотехнологии, основанной на сверхмалых, молекулярных компонентах.
Трудно сказать, что подтолкнуло его к мысли помочь российской медицине, но эта мысль, словно заноза, не давала ему ни спать спокойно, ни бодрствовать. Казалось, вот–вот он откроет нечто новое в науке и это новое не только прославит его имя, но и принесет людям неоценимую пользу.
Но дни шли за днями, а возникшая было идея никак не хотела оформляться в зримый образ открытия. От нетерпения он не находил себе места и иногда по несколько часов молча лежал, вперившись в потолок. Дежурные медсестры, помня о нестабильной нервной системе больного, с тревогой поглядывали в его сторону, иногда участливо интересуясь душевным состоянием пациента. И всякий раз Иннокентий, отвлекаясь от своих мыслей, дружелюбно улыбался и весело отвечал: