Из моря вынырнула огромная длинная темная туша, пролетела над мачтами, хлопнув по вороньему гнезду широким плавником хвоста, от чего то рассыпалось на куски, и ушла обратно в глубину.

Как только схлынула волна, капитан бросил взгляд на побледневшего юнгу.

– Цел, корнет?

Порыв ветра облепил мокрой насквозь легкой робой худенькое тельце и обрисовал под тканью аппетитные… Нет, не может быть!

– Корнет! Вы – женщина? – прорычал в ярости Егор.

На смертельно бледном лице юнги пробился вдруг густой румянец.

– Боже упаси, капитан, сэр! Я девушка… Ой!.. – юнга вдруг понял или все же поняла, что сболтнула лишнего.

В мозгу капитана как будто что-то щелкнуло, вроде как барабанные перепонки вдавленные давлением встали на место. «Господи, женщина на корабле к несчастью!!!» Корабль шел на волну, которая была гораздо выше предыдущей. «Баба с возу, кобыле легче!»

– Боцман! Боцмана ко мне! – заорал сквозь рев ветра Егор.

По трапу застучали тяжелые сапоги. Боцман с неизменной дудкой на груди и пара матросов спешили подняться на мостик.

– Хэйтон, сэр! Звали, капитан, сэр?

– Юнгу за борт! – проревел Егор. – Сейчас же!

– Но он же такой хорошенький! – попытался образумить капитана боцман.

– Хорошо, а потом сжечь! – на Егора накатило видение маленьких упругих грудок. – Нет, отставить! Немедленно за борт!

Матросы схватили юнгу под руки.

– Оставьте меня! Не надо! – попыталась вырваться из жесткой хватки юнга.

– Капитан! Прошу вас! Капитан, сэр! – по трапу бежал наверх молоденький мичман. – Пощадите!

Егор оглядел мокрого и растрепанного офицера. Перо на шляпе совсем раскисло и свисало вниз мокрой тряпкой, по кителю текло, туфли с пряжками хлюпали, переполненные морской водой, но выглядел мичман решительно.

– Она вам кто, жена, любовница?

– Сестра, сэр! – в голосе мичмана задрожала надежда.

– Боцман! – глядя прямо в глаза молодому парню прокричал Егор. – Мичмана на гауптвахту, юнгу за борт!

Офицера схватили матросы и поволокли на палубу, в небольшую каморку рядом с гальюном в носовой части.

– Капитан! Пощадите ее! – только и успел крикнуть мичман.

Егор отвернулся, уставившись на надвигающийся вал.

– Не надо! Не надо! Не…

Отчаянный крик оборвался.

– И за борт ее бросает в набежавшую волну…

– Кто сказал! – Егор крутанулся на месте и заметил вызывающий взгляд матроса-рулевого, перехватившего штурвал. – Следом за ней захотел пойти? Ты где был, когда шквал налетел?

Внезапно на палубу упал солнечный луч. Тучи быстро рассеивались. Ветер ослабел, даже волна, угрожающе нависшая над кораблем, вдруг замедлилась, стала уменьшаться и вместо гигантской водной горы под корпус вкатилась лишь небольшая горка, слегка приподнявшая измученный парусник.

С палубы на мостик вбежал по трапу первый офицер, весь мокрый с головы до ног и взъерошенный, как воробей после падения в лужу.

– Капитан, сэр!

– Наши потери? – спросил Егор.

– С палубы смыло несколько бочек, перевернуло пушку, трюм залит водой. Команда встала на насосы. Двое с переломами, уже у лекаря. Один… одна… пропала в море…

– Уже донесли, – горько усмехнулся Егор.

– Виноват, сэр! Не доглядел! – офицер вытянулся во фрунт.

Было во всем этом что-то неправильное…

– Стоп! Пауза! Лика?

Мир вокруг замер. Застыли в воздухе капли падающие с камзола офицера. Замер стеклянной статуей уцепившийся в штурвал рулевой.

– Капитан? – послышался голос искина.

– Я так и думал, что ты за мной наблюдаешь! Это для них я капитан, зови меня просто Егор. И можно на ты, я не обижусь… Это что такое вообще? – Егор обвел вокруг руками. – Я просил свежее, с легким безумием! А это клиника какая-то, сюрреализм натуральный, летающие киты…

– Свежий взгляд, – казалось, искин смеется.

– Лика, я же человека за борт выбросил! Ну, пусть не совсем человека…

– Вы хотите переиграть эту сцену и погубить корабль? В тот момент вы приняли единственно верное и правильное решение, и оно сработало.

– Женщина на корабле… Ты это серьезно? Это же суеверие!

– Егор, ты хочешь погубить этот корабль и утонуть в бушующем океане? – в голос Лики прорезались металлические нотки.

– Нет! Нет, конечно… – взгляд Егора уткнулся в деревянную, зализанную волнами палубу. – Но надо как-то переделать… я ж девчонку утопил. Я не хочу так…

– Я поняла, – согласилась вдруг искин. – Будете продолжать?

– Да, давай.

Где-то в небе закричала вдруг чайка. Офицер ожил и с удивлением посмотрел на капитана. Егор не успел спросить его о причине, так как позади затопали сапоги боцмана.

– Капитан, сэр!

– Что еще, Хэйтон?

– Не пора ли достать юнгу?

– Вы ей бросили канат? – переспросил Егор.

– Мы ее привязали, – боцмана вдруг охватила странная робость. – Решили, что вдруг вы передумаете. Вы же не сказали утопить, просто бросить…

– Вытаскивайте, если ее не сорвало штормом и акулы не сожрали еще.

Егор повернулся к первому офицеру.

– Откуда здесь чайка? Наблюдателя на мачту! Паруса ставить!

Офицер сорвался с места, с палубы донеслись окрики и команды. Егор вернулся к молчаливому и невозмутимому рулевому.

– Каким курсом мы шли перед штормом?

– Норд-норд-вест, капитан, сэр!

– Вернись на этот курс!

Матросы у фальшборта тянули из воды канат. Рядом стоял боцман. Вот он вытащили из моря и подняли на мостик продрогшего юнгу.

– Куда его… ее… – поправился боцман, обратившись к капитану.

– В мою каюту, – хмуро распорядился Егор. – Бутылку рома туда и сухую одежду. И передайте первому офицеру, пусть вернется на мостик.

– Мичман на гауптвахте, – решился напомнить боцман.

– Пусть до утра посидит, остынет, завтра с ним разберусь…

Каюта за время ненастья не пострадала. Какая-то мелочь рассыпалась по палубе, но в целом все выглядело по-прежнему красиво, даже богато, тяжелые портьеры, прикрывающие большие кормовые окна-иллюминаторы, стол на резных выгнутых ножках, у переборки большая кровать под балдахином.

Посреди каюты стояла в натекающей с нее лужице замерзшая и стучащая зубами юнга.

– Капитан, сэр! – в дверь вошел корабельный кок. – Ром, закуски! И ребята прислали сухую робу и штаны…