Ларк разглядывала темноволосую женщину, которая когда-то была привлекательной, даже хорошенькой. Ей не больше тридцати, но бледное лицо покрыто морщинами, одежда висит мешком, красноречиво свидетельствуя о потере веса, белки серых глаз покраснели, под глазами синяки. «Неужели и я буду так выглядеть после трех лет в Маршалси?» — подумала Ларк.

— Что-то не так? — спросила Агнес.

— Н-нет, извините, что я вас разглядываю, — пробормотала Ларк. — Какая я грубая. Пожалуйста, простите меня. Мои мысли сейчас далеко отсюда.

— Нечего прощать, — ответила женщина. — Вы, должно быть, ужасно расстроены. Такая прекрасная леди, и оказались здесь. Осмелюсь спросить, как это случилось?

Ларк колебалась. Стоит ли говорить? Она всегда была скрытной. Но сейчас она так одинока… Как хорошо было бы иметь подругу, с которой можно поговорить.

Какая беда, если она расскажет? Какое это имеет значение? Что это изменит?

— Моя мать умерла при родах, — начала Ларк. Ей все еще было трудно говорить о своей истории. Но возможно, это необходимо, чтобы избавиться от кошмара. — Отец вырастил меня в нашем имении в Йоркшире. Я его очень любила, но он был заядлым игроком, к тому же ужасно невезучим, и не имел деловой хватки. Постепенно он растратил состояние, мы оказались в долгах. Я не знала, что мы перешли роковую черту, пока не стало слишком поздно… пока он… не умер, и я осталась один на один с кредиторами, торговцами и бесчисленными партнерами отца по игре, требующими погасить долговые расписки, которые он оставлял по всей стране, на сотни и тысячи фунтов.

— О, миледи! Он умер и оставил вас ни с чем?

— Его поймали на краже у… приятеля. И, спасаясь от позорного суда, он покончил с собой… повесился… в тюрьме, — тихо сказала Ларк. Она впервые произнесла это вслух. — Поскольку у него не было наследника мужского пола, меня выгнали, и имение вернулось в казну. Я продала все, что у меня было: одежду, драгоценности, личные вещи. Но этого не хватило, чтобы заплатить долги, поэтому меня посадили сюда за оставшиеся несколько сотен фунтов.

— Последние расписки у кредиторов или у карточных партнеров?

— У игроков и у приятеля, которого он пытался обокрасть.

— И они не поступили с вами, с ни в чем не повинной леди, понесшей тяжелую утрату, как джентльмены?

— О, у них были идеи на тот счет, как я могу расплатиться, если вы меня понимаете. Так что я с радостью отправилась сюда.

— Простите, — выдохнула Агнес. — Я не хотела тревожить тяжелые воспоминания… я только хотела предложить дружбу. У вас такой несчастный вид, и я видела, что случилось с вами вчера, когда эти три потаскухи забрали ваши вещи.

— Нет-нет, мне необходимо было все рассказать, — ответила Ларк. — Мучительно держать это в себе. Нужно было выговориться, чтобы пережить это и идти дальше. Но я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу оставить все позади. Не после этого, — горько добавила она, с дрожью оглядывая обитателей тюрьмы. — Я рада, что вы проявили инициативу и предложили дружбу.

Упоминание о вчерашней стычке напомнило Ларк о таинственном джентльмене. Его будоражащий аромат вдруг защекотал ей ноздри, забивая запахи тюремного двора. Она вновь пережила прикосновение его сильной руки и его пристальный взгляд. Невозможно описать, какой эффект произвел на нее этот мужчина.

— И за вас некому вступиться? — спросила Агнес, прерывая ее грезы. — А как же свет? Наверняка кто-нибудь…

— Всему виной воровство моего отца, не говоря уже о самоубийстве, — коротко ответила Ларк. — Большая часть расписок у его друзей из высшего общества. Многие потеряли значительные суммы. После его смерти меня стали избегать все наши так называемые друзья, и я уже сказала вам, что было на уме у остальных. Многие могли бы прийти мне на помощь, хотя бы морально поддержать, но не нашлось ни одного желающего рискнуть. Я стала парией и едва ли могу их винить.

— Должно быть, трудно было пережить все это в полном одиночестве.

— Хуже не придумаешь… Для меня это было ударом. Я была совершенно не готова. Как и отец, я принимала неправильные решения и продала имущество слишком дешево. Я опрометчиво доверяла поверенным, которых интересовала только плата за их работу. Об этом они заботились, бросив остальные дела на произвол судьбы. Они обманывали меня, когда я была оглушена ударом, горем и позором. Я, возможно, действовала бы разумнее, имей я порядочных советчиков.

— Я знаю, как пагубен плохой совет, — сказала Агнес. — Я была замужем и делала шляпки у нас дома в Шропшире. Потом советчики убедили моего мужа заложить нашу ферму и дом и открыть мне настоящее дело. Я боялась рисковать, но Тимоти, мой муж, решил, что это прекрасная идея. Год спустя Тим умер от сыпного тифа, и я оказалась в долгах. Теперь я пытаюсь расплатиться, делая шляпки для светских модниц здесь. Ба! Они скорее умрут, чем признаются, что их прекрасные головные уборы прибыли прямо из Маршалси. Да они лучше язык проглотят. Я получаю от этого некоторое удовлетворение.

Ларк слушала вполуха. Оборванный денди бесцеремонно пялился на нее из дверного проема четвертого номера. Он смотрел на нее в грубой и вульгарной манере. Ему было слегка за тридцать. Неопрятный, отличавшийся мрачной красотой, он был явно не джентльмен, судя по замашкам. Ларк почувствовала себя неловко, и через минуту Агнес тоже повернулась к мужчине.

— Ах, он! — проворчала она. — А я-то думала, что вас внезапно отвлекло. Не обращайте на него внимания, миледи. Не позволяйте смазливой физиономии одурачить вас. Если его послушать, он Эндрю Уэстерфилд, второй сын графа Стептона, из Корнуолла. Как бы то ни было, он записной повеса и ни одной юбки тут не пропускает. Лучше держитесь от него подальше. Собственный отец не стал ему помогать и не заплатил долги. Уж поверьте мне, от него одни проблемы.

— Я так и собиралась сделать, — пробормотала Ларк — У меня от его взгляда мурашки по коже ползут. — Отведя взгляд, она повела Агнес в свою камеру. — У меня нет угля, чтобы приготовить «использованный» чай, как называет его Тобиас, но у меня есть немного еды. Мы можем вместе перекусить. Согласны?

— Еще как, — ответила Агнес. — У меня есть уголь, я могу поделиться. Сейчас принесу. Спасибо, миледи.

— Ларк, — поправила она. — Если мы друзья, вы должны называть меня Ларк[1].

— Как птицу?

— Как птицу, — подтвердила Ларк.

Даже повернувшись спиной, она чувствовала на себе взгляд мужчины. Краем глаза Ларк заметила, как он повернулся вслед за ними, и вздрогнула.

— Незаметно посмотрите, Уэстерфилд все еще наблюдает за нами? — шепотом спросила она.

— Да. Развязный тип. Не обращайте на него внимания, миле… Ларк. Я видела, как сегодня утром он мило болтал с тремя воровками, забравшими ваши вещи. Помните, что я сказала: не доверяйте ему.

Когда Агнес вернулась с углем, Ларк организовала приличный стол. Они только начали разжигать чадящую печь, как стук в дверь, которую они оставили открытой, чтобы выпустить дым, заставил их обернуться.