Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, конечно же — я побегу. При первой же более или менее подходящей возможности.
Как?
Пока не знаю. Но что-нибудь обязательно придумаю, даже если жизнь ничего не сочинит и подходящего варианта не подкинет.
Пока же один из основных вопросов — как рвать? В смысле — в одного или с компанией?
Времени на «смотрины» напарников практически нет. Да и желание оглядываться по сторонам — все слабее и слабее. Тут носилки бы не уронить. С каждой пройденной сотней шагов они все тяжелее и тяжелее, а живчик-офицерик, похоже, даже не думает хоть недолгий привал объявлять.
Порхает себе налегке, сучонок, с кобурой на боку и оструганной палкой в ручонках, да через солдата-переводчика, нас — вверенных ему верблюдов, поторапливает время от времени.
Мы же все чаще и чаще опускаем носилки на землю, переводим дух, трясем все сильнее ноющими руками и под злобным взглядом главного конвоира снова тащим свою ношу, тяжелеющую раз от раза.
Какие уж тут «прощупывания намерений» и поиски потенциальных напарников? В общем, только и остается, что изредка косится по сторонам.
Судя по лицам окружающих пленников, кто-то уже тупо смирился со своим незавидным положением и дальнейшей, еще неведомой участью, хотя есть и такие, которые сверкают глазами так, что о взгляд порезаться можно.
Вот только не совсем понятно — они сейчас весь мир ненавидят или их злоба конкретно против корейцев обращена?
Впрочем — это без разницы.
Интересно где их столько наловили? Здесь почти три десятка, да во вражеском лагере не меньше осталось.
Все с захваченного "Гуляй-поля", что ли?
Однако, все же перекинувшись несколькими фразами с пыхтящими неподалеку товарищами по несчастью, узнаю, что в караване присутствуют, как бывшие гуляйпольцы, так и жители «доусона» и «форта-полкан», схваченные вне пределов своих поселков. Имеются и такие же, как и я сам — «лица без официального гражданства» из малых общин и «с хуторов», подобных нашему.
Тяжко. Пить хочется просто до сумасшествия. Хоть бы ручеек какой-никакой попался уже.
Впереди возникает какая-то суета. Что там происходит, из-за спин впереди плетущихся не видно.
Летёха что-то визжит. Слышны частые глухие удары. Конвоиры жестами показывают: «Не останавливаться. Вперед»!
Суки!
Проходим мимо начальника конвоя. Кореец энергично лупит своей палкой, валяющееся на траве тело кого-то из «верблюдов».
Тело не реагирует. Похоже, этот малый от перенапряжения сознания лишился да и завалился вместе с ношей.
В бессильной злобе скриплю зубами. Извините, ребята, но это совсем не моя вечеринка. Я, конечно, постараюсь уйти не прощаясь, «по-английски». Но если иного выхода не будет — ох и устрою вам напоследок танцы с бубнами и панихидой…
На ночевку останавливаемся у не очень глубокого оврага. Мы, пленные, устраиваемся на его дне, а корейцы наверху. На противоположных краях маячат головы двух бродящих туда-сюда, часовых.
Руки-ноги они нам, к счастью, связывать не стали, видимо разумно решив, что после сегодняшних, почти олимпийских физических нагрузок — перекрывать путь циркуляции крови, будет уже явный перебор. В таком случае, завтра утром толку от нас, как от «верблюдов» — ждать не стоит от слова «совсем». И так почти до полусмерти загнали.
Получаем пайку. Да уж — в собачьем приюте и то, обильнее и сытнее кормят. Так ведь, там псы в вольере прохлаждаются, а я сегодня, как конь по степи копытил.
Как и я, заглотив свою дозу еды голодным крокодилом, рядом, как ни в чем не бывало, мостится на ночь предатель шериф. Его подельник-перебежчик обустраивается неподалеку.
— Не опасаешься, что я тебя сонного порешу, а, падаль?
Киржач на несколько секунд поднимает свои маленькие глазки на уровень моего лица и молча пожимает здоровенными плечами.
— Ну что, ты именно этого хотел, придурок, да? Или не ожидал, что на одной позиции со мной окажешься?
Я понимаю, что последнее дело — метать бисер перед этой свиньей, но все-таки не удерживаюсь. Что не удивительно, в общем-то. Еще пара дней подобных сегодняшнему и от усталости нервы окончательно в разнос пойдут.
— Да, помутнение какое-то нашло, Кот, — как ни странно, бывший законник все-таки открывает свой рот. Он совершенно спокоен и невозмутим.
— Скажи еще «бес попутал», — почти дословно повторяю ему слова, ранее сказанные в степи, после покушения, — Идиот ты, конечно, просто эталонный, Киржач. Хоть в учебнике по психиатрии портрет размещай. На обложке.
— Ну, наверное — идиот, — покладисто соглашается он и после паузы добавляет, — Кот, ты это… прости меня, если получится. Говорю же — нельзя мне бухать. Совсем.
— Да, пошел ты, дебил. Может, мне еще и пожалеть тебя? Лучше закройся, а то, точно не удержусь и придушу на рассвете.
— Всё-всё, молчу, — снова соглашается он и добавляет, — Только одно еще скажу и заткнусь: если ты бежать решишь — можешь рассчитывать на нас. Мы поможем чем нужно и сами тоже свалим.
Смотрю на этого просто сказочного долбо…клюва, вконец охреневшими глазами и удерживаюсь от комментариев.
Нет уж — таких напарничков мне даром не нужно.
Хотя не стоит пороть горячку — может и воспользуюсь предложением. Кто знает, глядишь, кто-нибудь из этих персонажей и полезен будет. Для меня они не люди, а ресурс, который можно использовать как захочется, причем без малейших угрызений совести. Например — любым из этой пары можно от «своей» пули прикрыться.
С усилием состряпав относительно нейтральное лицо, бурчу:
— Я подумаю об этом. Может и придумаю чего. Ты только сам ничего не сочиняй.
Бывший законник послушно кивает.
Так-то оно вернее будет.
А то у этого недалекого гамадрила настоящий талант — за десять минут может самую простую задачу превратить в совершенно безысходную ситуацию.
Устраиваясь на сырой земле, которая после сегодняшних нагрузок вполне способна заменить уютную кровать, перед тем как вырубиться, размышляю на тему: а нужен ли мне кто-то еще?
Решаю, что — нет.
Даже если было бы достаточно времени и возможностей, спокойно поговорить с каждым из товарищей по несчастью — я однозначно не стал бы этим заморачиваться.
Почему?
Так ведь совершенно никакого толку нет. Даже наоборот — зондировать настроения людей и соответственно, прояснять свои намерения в подобной ситуации — не просто бессмысленно, но и опасно.
Ну, даже если быть гипероптимистом — сколько из них согласится безоружным и смертельно усталым — грудью на стволы переть?
Максимум пятерка таких забубенных голов наберется. Хотя, скорее всего, и того меньше.
