Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь сейчас для многих из них именно корейцы являются «новым начальством».
И ничего с этим не поделаешь. И не вытравишь в одночасье.
Так уж выдрессировали мой народ. В течение нескольких поколений — старательно и ежедневно работали над этим противоестественным отбором. Да и до того, простой люд три века в крепостной узде держали. На уровне тягловой скотины. Вот и получилось, то что получилось. Ну, а про последние несколько десятков лет и говорить нечего.
«Подвинь ближнего — насри на нижнего»...
Второй день пути является фактически зеркальной копией первого. Разве что солнышка нет и мелкий прерывистый дождик, то и дело накрапывает. И чем ближе к вечеру, тем понятнее, что без полноценного ливня сегодня, скорее всего, точно не обойдется. Вот только этого нам еще и не хватало для полного счастья!
Ну а пока, мы все так же уныло тянем свою ношу. Отличие «сегодня» от «вчера» еще и в том, что руки после вчерашнего — намертво «забились».
Периодически, то предплечья, то кисти — сводит судорогой. Спина одеревенела, как скамейка в парке и только тупая боль в пояснице напоминает о том, что она у меня все-таки имеется. А судя по тому, как часто ставят носилки на землю другие — у многих из них ситуация еще жестче.
Если честно — понимание этого меня слегка приободряет.
Ведь загнанных лошадей пристреливают. А что будет с нами, когда последние силы закончатся?
Никто не хочет первым узнать об этом.
Кряхтим, скрипим зубами и тянем, тянем, тянем…
Пытаясь отвлечься, извлекаю из дальних закоулков памяти груды бесполезного хлама ненужных знаний и пустых воспоминаний о совершенной ерунде. Пытаюсь вспоминать тексты давно забытых песен и строчки стихов.
Очень слабо, но это, все же помогает не психануть и не сорваться. Бросить осто..издевшие носилки, разбить ребром подошвы кадык лежащего на них врага и кинуться на других, ну а там — будь, что будет.
Нельзя! Сейчас это верный суицид. Надо терпеть!
Терпеть и ждать, хоть немного подходящего момента.
И как ни странно — удерживаться от непоправимых глупостей, более всего помогает мысль о пророчестве негритянки.
Может я, конечно, и конченный дурак, еще похлеще Киржача, но вот верю я ей и всё тут!
Так и тянется этот день, который я вряд ли когда-нибудь забуду.
Справедливости ради, надо сказать, что корейский старший сегодня более добр. Или просто понимает, что происходит с пленными и потому объявляет коротюсенькие паузы для передышки, почти каждые полчаса.
За это я убью его не слишком больно, если суждено, конечно.
Ближе к вечеру происходит событие.
Вернее — даже три.
Каждое последовательно вытекает из предыдущего.
Я оказался прав и с низких хмурых небес все-таки зарядил большой дождь.
Один из наших товарищей по несчастью, идущий впереди, почти в самой голове колонны, поскальзывается на мокрой траве и падает вместе с носилками.
Судя по доносящимся до нас возгласам — обошлось без перелома, но конечность этого, не слишком везучего бедолаги, на какое-то время вышла из строя.
Офицер кузнечиком ускакал туда. Конвойные тоже любопытно потянулись вперед.
Движение каравана само собой замедлилось, а после и вовсе остановилось.
Пользуясь случаем, народ опускает ношу на траву, переводит дух и пытается максимально расслабить скованные болью мышцы.
Впереди раздается какая-то команда офицера и невнятный перевод.
Что уж они там нагородили я не расслышал, но свара в голове колонны вспыхивает сухой степной травой. Насколько мне слышно — там «носильщики» наезжают на более везучих «рюкзачников».
«Туристы» предсказуемо отлаиваются в ответ, отстаивая свою удачу и более привилегированное положение.
Вот уже кто-то хватает кого-то за грудки. К конфликтующим присоединяются дополнительные персонажи с обеих сторон. Нда, похоже — заварилась каша!
Точно. Понеслось!
Впереди начинается толкотня и сумятица, быстро переросшая в полноценный махач.
И откуда у них только силы взялись?!
Не меньше десятка пленных, поддавшись стадному инстинкту деревенской свадебной драки — азартно хлещут друг дружку по щам и прочим частям тела. Где-то среди них мелькает и силуэт киржачевского кореша.
Лейтенант стреляет. В воздух — над головами сцепившихся людей.
Выстрелы не достигают нужного ему эффекта.
Народ дошел до края и дерущиеся, похоже, уже не отреагируют ни на что, пока пуля не прилетит кому-нибудь в мясо.
«А я то, чего стою́»?
Внезапный вопрос пронизывает с беспощадностью декабрьского ветра.
Какого момента еще ждать-то?
Ловлю на себе взгляд Киржача.
«Валим»? — без ненужных слов предлагает он.
Киваю.
Шериф ответно взмахивает гривой и с неожиданной ловкостью подставляет ногу пробегающему мимо, худому и невысокому солдатику из хвоста колонны.
Не успев сгруппироваться и даже ничего не поняв, тот плашмя брякается оземь.
Бросаюсь на его щуплое тело, как матерый тигр на споткнувшуюся антилопу.
Выдергиваю из ножен на поясном ремне нож врага и всаживаю в тонкую шею. Ярко алая кровь из перебитой артерии хлещет на руки.
Выхватываю из уже расстегнутой кобуры корейца, его «макаров» и запасной магазин.
Вскакиваю на ноги. Оглядываюсь. Раненые корейцы на носилках прикинулись слепоглухонемыми и изображают бессознательное состояние. А может и не исполняют.
Все активные бойцы противника бестолково рванули подавлять волнения, видать, опасаясь их перерастания в бунт. Повезло нам с ними — профессиональных тюремщиков среди наших конвойных не оказалось.
Ну, а четверка ближних пленных остолбенело замерла сурикатами, выпучив глаза: кто на зарезанного умирающего корейца, кто в моем направлении.
— Чего вылупились, дятлы? Разбегайтесь!
И не дожидаясь их реакции, бегу назад, вслед за уже ломанувшимся напролом Киржачем...
— Повезло нам сегодня, — отдышавшись и напившись из ручья, резюмирует бывший шериф, — Кажись, они по нам с тобой даже и не пальнули не разу.
— Повезло, — соглашаюсь я, — Не до того им было. Спасибо ноге того парня, — киваю и отступаю на несколько шагов назад.
Достаю из-за брючного ремня, уже натерший пузо «ПМ» и обращаюсь к бывшему шерифу:
— И тебе спасибо, Киржач… но, вот только до этого — слишком уж серьезно ты накосячил.
И поднимаю ствол пистолета на уровень его груди.
— Кот, прости…
— Брось… Бог простит, а я не поп — чтобы твои грехи отпускать.
— Давай разбежимся, Кот. Отпусти, а? Пожалуйста! Я уйду. Каждый своей дорогой пойдет.
— Уже отпускал, — я медленно качаю головой и не дожидаясь пока безнадега бросит его на отчаянный поступок, стреляю…
За долю мгновения до выстрела, шериф с
