с дружеских пирушек. Теперь ему были милее тихие вечера наедине с молодой женой — милетянкой Аспасией.

Он представил себе: оба сидят в саду, слушая соловья, она обнимает его за плечи, ее ладонь в его ладони, ноги приятно обдувает теплый воздух жаровни — и улыбнулся.

"А как она читает Гомера! Ммм…"

Чтобы сократить путь, Первый стратег решил скакать вдоль Фалерской стены. Он не заглядывал на пустошь уже лет пять. Делать здесь, в общем-то, нечего. Земля за рекой Кефис арендуется владельцами эргастериев[46], поэтому среди вонючих куч из раковин морских моллюсков и выкопанных гончарами глубоких глиняных ям не так-то просто проехать.

Стена явно видала виды: кое-где кирпичи раскрошились, обнажив прорехи, по осыпям карабкались кусты красного вереска. Над заваленной черепками и глиняной крошкой землей стелилась дымка — ремесленники жгли мусор.

Впереди послышались крики: похоже, шумела разгоряченная толпа. Перикл послал вестового узнать, в чем дело.

Вернувшись, тот доложил:

— Будет драка. Перед праздниками стража Пирея прочесала Мунихий и поймала десяток беглых рабов. Эпимелеты разрешили продать их делосским работорговцам, а те, недолго думая, устроили бои без правил.

— Да? — Перикл удивился. — Едем туда, надо посмотреть.

Отряд направился сквозь едкий дым за вестовым. Возле окруженного людьми загона для овец гарью пахло меньше. Горожане бесновались в предвкушении бойни: орали, толкались, потрясали кулаками. После взаимных оскорблений вспыхивали пьяные потасовки, но делосцы умело разнимали драчунов.

Для высокого гостя освободили место, притащили клис-мос[47] и скамеечку для ног. Перикл, правда, поморщился — придется сидеть в кресле, как какой-нибудь старухе. Но ничего не сказал: делосцев и эллинами-то не назовешь, так, всякий сброд — чего перед ними стесняться. Пританы окружили Первого стратега: каждый внимательно смотрел по сторонам, держа руку на навершии меча.

Тонко запела флейта, после чего пираты вытолкали из овчарни участников схватки, на которых из одежды были лишь грязные набедренные повязки. Шею каждого сжимала колодка. Тяжелая корабельная цепь свисала до земли.

Первым шел заросший бородой гигант. Весь покрытый шерстью, как обезьяна. Судя по курчавым волосам и горбатому носу — военнопленный колх. Он рычал, бросая на зрителей свирепые взгляды: казалось, сними с него оковы — начнет рвать окружающих голыми руками.

Толпа встретила появление рабов свистом и улюлюканьем. Маклеры начали принимать ставки. Цепь со звоном упала в пыль. Бойцы сгрудились на вытоптанной площадке, потирая шеи, озираясь. Внезапно колх со всего плеча махнул рукой, и стоявший рядом с ним человек упал как подкошенный.

Моряк из-за ограждения ткнул гиганта древком копья в спину, чтобы отвлечь. Тот обернулся, схватился за жерди ограждения, затряс. Забор заходил ходуном, но опорные столбы выдержали. Толпа скандировала: "Колх! Колх!"

Рабы тянули время, драться им явно не хотелось. Тогда делосцы с бранью пустили в ход копья. Несчастные старались увернуться, зверея от боли и крови.

Первым драку начал гигант. Схватив еще одного соседа за плечи, ударил лбом в лицо. Тот рухнул на землю. Остальные отшатнулись. В загон ворвался моряк с топором. Отрубив валявшемуся в грязи рабу голову, он схватил ее за волосы и поднял над собой.

По толпе прокатился вопль восторга. И вот тогда началось! Рабы пинали друг друга ногами, ломали пальцы, душили.

Вот самосец повалил спартанца на землю, выворачивает руку. Тот орет, старается вырваться.

Македонянин бьет лежащего мегарца кулаком по лицу, превращая его в кровавое месиво.

Кариец засунул эгинцу в рот пальцы и рванул так, что тот потерял сознание от боли. Победитель с воплями скачет у него на груди.

Когда всеобщая свалка закончилась, загон был завален телами. Одни бойцы лежали без движения, другие пытались отползти к краю площадки. Только двое продолжали драться.

Худощавый жилистый раб с фракийским чубом уворачивался от колха. Вот он поднырнул сопернику под руку, запрыгнул сзади, обхватил ногами и начал пальцами давить на глаза. Взвыв, гигант повалился на спину. От удара о землю фракиец вроде бы замер, но, только колх начал подниматься, обвил его словно лиана. Тот закричал, почувствовав, как зубы соперника впились в шею. Рывок головы, еще один — и из разорванной артерии ударила ярко-алая струя.

Колх закатил зрачки, по телу прошла судорога. Он затих.

Фракиец встал: страшный, перепачканный грязью и овечьим пометом, рот в крови — словно не знающий жалости вампир ночи Эмпус.

К нему подбежал моряк.

— Сука! Зачем ты его убил? Только я решаю, кому из вас жить, а кому — нет!

Он замахнулся плетью. Удар ожег плечо. Обессилевший фракиец упал на колени, закрылся рукой.

Делосец продолжал орать:

— Ты должен мне сто драхм! Денег нет — пятьдесят ударов плетью! Тварь!

Внезапно кто-то схватил делосца за кисть.

"Что за…" — моряк резко обернулся на наглеца, но, узнав Перикла, закрыл рот.

Первый стратег не отпускал руку.

— Ударишь еще раз — и отправишься в тюрьму. Покажи разрешение демарха[48] на проведение боев. Нет? И налог не уплачен?

Заметив, что ярость в глазах работорговца сменилась страхом, Перикл отпустил его.

Приговор прозвучал жестко:

— Значит, так… Пританы проверят купчую. Если она в порядке, рабов можешь забрать. Если нет — сам получишь плетей. Сколько ты заплатил за этого?

Кивком головы он показал на фракийца.

— Сотню.

Перикл подозвал вестового.

— Выдай ему сто драхм. И возьми расписку.

Пританы оцепили загон. Зрители решили, что лучше убраться, пока целы, так что вскоре на пустыре не осталось никого, кроме делосцев и афинян. Под ногами хрустела ореховая скорлупа вперемешку с яичной. Валялись несколько пустых тыкв-горлянок, мятые виноградные листья, в которые были завернуты какие-то объедки. Одиноко лежал брошенный сандалий с оборванным ремешком.

Забрав рабов, делосцы убрались в сторону Пирея. После того как Перикл снова опустился на клисмос, пританы подвели к нему фракийца.

— Как тебя зовут?

— Спарадок, сын Тереса.

Пританы зашумели — имя царя одрисов знали многие.

Перикл не мог скрыть удивления:

— Ты парадинаст[49] одрисов?

Фракиец мрачно усмехнулся.

— Громко сказано! Вождь