Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аллочка, – прокряхтел Савченко, с усилием приподнимаясь. – Рад тебя видеть, иди сюда, – пациент похлопал по матрасу рядом с собой.
Богославская послушно присела, коснулась руки Николая Петровича и легонько сжала.
Из реанимации его перевели три дня назад, но проведать Савченко она смогла только сегодня, поэтому испытывала угрызения совести.
– Как вы?
– Да… – Савченко махнул рукой, и лицо его снова озарила улыбка. – Врачи сказали, легко отделался. Не переживай за меня. Ты-то как? Игорь с Ринатой вчера навещали, сообщили, что у тебя тренируются.
– Да, – подтвердила Алла, и в глазах ее промелькнула усталость.
– Спасибо тебе.
– За что?
– Ты не бросила ребят. Они сложные, с ними тяжело, но я никогда бы не ввязался в авантюру, если бы не видел перспективу. Они всех удивят.
– Они многого достигли благодаря вам, – согласно кивнула Богославская. – Мне очень жаль, что все… так… – Алла пожала плечами и посмотрела на Николая Петровича. – Вы должны были довести их до Олимпиады.
– Я или не я… Какая разница? – Савченко с сожалением поджал губы. – Главное, чтобы они достигли взаимопонимания.
– Вот это никому не помешает, – проговорила Алла и, помедлив, добавила: – Вы ведь знаете?
– Да, – ответил Николай Петрович, сообразив, что она имеет в виду. Теперь уже его морщинистая рука легла на ладонь Аллы, успокаивая, приободряя. – И верю, однажды вы найдете дорогу друг к другу.
– Иногда дороги ведут в никуда. И мне кажется, я иду именно по такой. Кстати, Николай Петрович, я часто вспоминаю ваши слова, которые вы сказали, когда мы с Бердниковым… ну… вы знаете. «Беги от него».
– Но ты кинулась прямиком к нему, – в усмешке Савченко не было веселья, лишь тень печали: ведь в прошлом, он, видевший куда больше юной подопечной, не сделал достаточно, чтобы уберечь Аллу. Он шумно выдохнул и покачал седой головой. – Послушай, девочка моя, в тот момент, когда ты думаешь, что все неправильно, смотри на родную дочь. Разве она – неправильно? Ради нее ты, не задумываясь, отказалась от продолжения спортивной карьеры. Разве Рината, талантливая чудесная Рина – это ошибка?
– Вы правы, конечно. Я не жалею. Я снова и снова поступала бы точно так же, если бы можно было отмотать время назад. Но… ни за что, ни при каких обстоятельствах не осталась бы в Москве.
Глаза Аллы превратились в ледяную сталь.
– Я бы уехала, чтобы он… никогда меня не нашел! Хотя… – губы ее сложились в грустную улыбку. – История не знает сослагательных наклонений. Но в прошлом, когда я столкнулась лицом к лицу с той Ринатой, которая поняла, что я – ее мать, я осознала – она никогда меня не простит. Столько ненависти таилось в ней. Господи… До сих пор не могу забыть ее взгляд. Я в кошмарных снах порой вижу ее лицо в ту нашу встречу. А дело ведь в Бердникове… Он трус.
– Что же произошло, Алла? – набравшись смелости, задал Николай Петрович давно мучивший его вопрос.
В запутанной и темной истории он понимал лишь одно: Рината – дочь Аллы и Владимира. Но до Олимпиады в Ванкувере ни та, ни другая правду, похоже, не знали.
– Я когда-нибудь все расскажу, Николай Петрович. Но не сейчас. Это уже… слишком, – проговорила Алла и помолчала. – А вы теперь давайте, скорее выздоравливайте. Вы нам нужны, Николай Петрович.
– Я ни на что не гожусь.
– Ваши знания и опыт бесценны, – возразила Алла, поднимаясь. – Я вас очень люблю и хочу, чтобы вы это помнили.
– Взаимно, девочка моя.
Алла наклонилась, коснулась виска Савченко и попрощалась.
Шагая по коридору, она думала о том, что, наверное, Николай Петрович прав, и Рината однажды сумеет спокойно ее выслушать. И тогда, возможно, больше не будет смотреть на мать с такой ослепляющей ненавистью.
Москва, март 2010 года
Алла выбралась из автомобиля и, не дав себе даже шанса на сомнения, быстро направилась к подъезду. Дверь открылась практически сразу, едва она набрала на домофоне номер квартиры.
Бердников ждал ее. А она презирала себя за то, что согласилась. Оставила дочь в его доме, не рассказала правду, и теперь Рината, отгородившись от всего мира, не желает видеть мать. Но разве она могла не прийти?
Поднимаясь на лифте на девятый этаж, Алла смотрела на свое отражение в зеркале и видела женщину, готовую биться за родного ребенка. Сражаться за дочь, за ее любовь, за жизнь.
Даже против ее воли.
Бердников дожидался Аллу у раскрытой двери. Богославская медленно приблизилась к нему – к мужчине, ради которого прежде не задумываясь бросила бы все, что имела. Задрав голову, посмотрела в глаза со всей жесткостью и ненавистью, на которые была способна, и прошла прямо в квартиру.
Владимир сделал попытку помочь ей снять пальто, но она передернула плечами, будто прикосновение обжигало. Смерила Бердникова суровым взглядом, расстегнула крупные круглые пуговицы, скинула верхнюю одежду и повесила на вешалку. Не разуваясь, направилась в комнату. Владимир хотел последовать за ней, но Алла хлопнула дверью прямо перед носом Бердникова, без лишних слов указывая его место – вне их с Ринатой жизней.
Но вся смелость молниеносно свернулась клубочком и трусливо спряталась, едва она увидела дочь. Рина сидела на диване, поджав здоровую ногу, и читала книгу. Она намеренно не поднимала взгляда, хотя Алла не сомневалась, что Рината слышала и звонок домофона, и шаги в коридоре, и хлопок двери. Глупая манера игнорировать то, что она не желала воспринимать, проявилась еще в детстве и с тех пор никуда не делась. На тренировках подобное она позволяла себе редко, а вот вне спортивной жизни выходки девочки порой доводили Аллу до белого каления. Дочь казалась настолько чужой и отстраненной, что страх, тихий и беспомощный, начал холодом растекаться по телу, проникать в кончики пальцев, в живот, в мысли. В груди больно кольнуло.
У Ринаты практически ничего не было вне спорта. А она, ее мать, находилась рядом, но так далеко… Бесконечно далеко.
– Рина… – Алла сделала шаг, но тотчас остановилась, заметив, как тонкие, словно паучьи лапки, пальцы с силой вцепились в мягкую обложку книги, сминая переплет. – Рината, – набрав в легкие побольше воздуха, выдохнула Алла и, преодолев необъяснимую робость перед дочерью, пересекла комнату.
Губы Рины сжались в упрямую линию, но, несмотря на это, Алла присела на противоположный конец дивана.
– Нам нужно поговорить. Ты не