и добраться до старого грушевого дерева. Если он успеет на него взобраться, то там уже никакой враг Андрея не достанет.

Краем глаза командор успел заметить, что один из противников в черном плаще бросился за ним. Но к счастью, вражеский солдат был меньше ростом, и ему недоставало прыти. Он спотыкался о корни, торчащие из земли, а его форма явно была ему великовата. Плащ волочился за солдатом, как шлейф за невестой. Тем временем, второй враг бежал за подмогой, громко трубя в дудку.

Андрею повезло: неопытность соперника позволила ему оторваться. В ту минуту, когда его противник приблизился к сиреневым кустам, Андрей уже достиг дерева. Победа досталась ему дорогой ценой: доблестный командор изорвал свою форму о ветки, а на его руках красовались свежие царапины.

– «Ничего, шрамы украшают мужчину», – подумал Андрей. Он уже сидел верхом на толстом грушевом суку, триумфально свесив ноги. Для полного счастья оставалось только набить карманы грушами.

Тем временем, дерево стали окружать враги. Их было четверо, все они были одеты в черные плащи и держали в руках оружие.

– Сдавайтесь, командор, Вы окружены! Весь ваш отряд пал! – торжественно произнес вражеский капитан.

– Ха! Как бы ни так! – произнес командор и запулил грушевым огрызком прямо в пухлый капитановский лоб.

– Ты за это ответишь! – крикнул капитан, наливаясь краской, – стрясти его!

В ту же минуту враги начали трясти дерево, а сам командующий стал бросаться в Андрея грушами, подобранными с земли.

– Кто тебя просил бросаться, а? И вообще, ты нечестно играешь! Я сам видел, как Сережка тебя рубанул и ты упал.

– Нет, не видел! Рана была не смертельная! – И в капитана полетел второй огрызок.

Тут случилось то, от чего доблестный командор сам чуть было не рухнул с дерева в руки врагов. Над полем брани раздался крик:

– Андрюша, домой! Домой, я сказала! Куда это ты залез, паршивец?! Сейчас ремня получишь!

Мать Андрея была строга, но справедлива. Лазать по деревьям, а тем более бросаться в людей огрызками строго воспрещалось. Сейчас командор предпочел бы застенки врагов мамашиному ремню.

Крик был настолько силен, что обладал воскрешающим эффектом. Погибшие во время битвы повскакивали с земли и разбежались кто куда, в надежде, что крик Андреевой матери не призовет их собственных матерей: лежать на земле воспрещалось всем.

Поверженный командор спрыгнул с дерева и отправился домой, провожаемый взглядами ехидных соперников.

– «Ничего-ничего, попляшут они у меня завтра», – думал Андрей, но его планам не суждено было сбыться – строгая мать дала ему три дня домашнего ареста.

* * *

– А куда это, Антоша, ты выглядываешь?

Худой бледный мальчик, обернулся на зов и съежился. В дверях комнаты стояла пухлая женщина в блеклом халате и переднике.

– Ты же знаешь, как легко тебя может продуть! На улице такой сквозняк! Сейчас же закрой окно и иди есть.

– Хорошо, мама, как скажешь, – мальчик опустил глаза. Если бы его мать знала, что еще пару минут назад он высовывался в открытое окно чуть ли не по пояс, наблюдая за игрой во дворе, то её бы удар хватил. Антон закрыл створку окна, проводив взглядом последние лучи солнца, и уныло поплелся на кухню.

– Что-то ты, сынок, грустный какой-то. Нездоровится? Головка не кружится? – заворковала женщина, ставя перед мальчиком тарелку рассольника и блюдце с горстью таблеток.

– Для чего все эти таблетки, мама? У меня же ничего не болит, – спросил мальчик, грустно опустив глаза.

– Для профилактики, сынок. Будешь их пить, ничего и не заболит.

– Мам, а можно мне завтра на улицу? – робко спросил Антон.

Услышав сею дерзкую просьбу, мать вмиг изменилась в лице. Из участливой и заботливой женщины она превратилась во встревоженную курицу-наседку.

– На у-у-улицу? Это что же ты на улице то забыл? Разве тебе дома плохо? – нахмурила брови она.

– Да нет, мам, хорошо мне дома, но я бы с ребятами поиграть хотел. Пальцы Антона неловко перебирали скатерть. Он знал, что мать будет не в восторге от его слов.

– Ты помнишь, как твой последний выход на улицу закончился? – серьезно спросила женщина.

Мальчик нахмурился: вот он выходит во двор. На улице цветет апрель. Во дворе гоняет мяч растрепанная детвора, во главе с Андрюшей Ростовым, с которым Антон всегда хотел подружиться. Все дети одеты в легкие цветные ветровки, но мать Антона, включив свой самый железный аргумент («Продует же!») нарядила сына в желтую пушистую шубу, непонятно из каких женских закромов выуженную. От стыда его бросает в жар. Как по команде все дети бросают свою игру и смотрят на Антона, как на диковинное чудище.

И в этот момент мальчик услышал одно единственное слово, шепот, донесенный до него легким весенним ветром: «Мимоза». Маленький, щуплый, окутанный желтым коконом, он и вправду походил на мимозину.

Дети смеются, Антон проваливается от стыда. Но тут происходит чудо. Андрюша Ростов говорит: «Мимоза, давай с нами в футбик. Нам как раз одного не хватает. Вставай на ворота, твоя шуба как раз кстати придется».

Мальчику тогда показалось, что его разыгрывают: он и представить себе не мог, что его так сразу примут в игру. Антон занял предложенное ему место и игра началась.

Андрей Ростов знал, что Антон-Мимоза был неплохим парнем. Когда-то давно они учились вместе в начальной школе, но потом Антона перевели на домашнее обучение из-за частых болезней или из-за ипохондрии его матери. С тех пор Антон появлялся на улице крайне редко и под неусыпным контролем мамаши-наседки. Не повезло, с кем не бывает.

Тем временем, мать Антона слегка ослабила свою хватку и села смотреть ток-шоу. Она велела сыну сидеть на лавочке и заниматься воздушной гимнастикой, как советовал телевизионный доктор. Женщина догадывалась, что вдыхание городской пыли не приведет ни к чему хорошему, но теле-доктор сказал, что от постоянного сидения дома может развиться астма.

Не отрывая глаз от экрана, женщина-мать подошла к окну и обомлела: ее чадо играло в футбол с грязной детворой. Шуба распахнута, щеки раскраснелись, а глаза горели. Все признаки выдавали начинающееся заболевание. Издав крик раненной орлицы, женщина опрометью бросилась во двор.

Увлеченный Антон заметил приближающуюся мать слишком поздно. Растолкав других детей, она подбежала, схватила сына за руку и унеслась прочь. Антон, чувствовал себя безвольной ватной куклой, привязанной к борту тихоокеанского лайнера. Последним, что он услышал, было «Сиди лучше дома, Мимоза. Твой день 8-е марта».

– Бронхит ты тогда подхватил! Продуло тебя! – мать вернула задумавшегося сына к реальности, – Не пущу никуда!

Вопреки ожиданиям женщины, ее сын больше не сказал ни слова. Он отвернулся и