Проведя пальцем по листку, я добросовестно изобразил глубокое раздумье (интеллигентный человек должен хотя бы симулировать работу мысли даже в тех условиях, когда и думать не над чем), и заказал, разумеется, тот набор блюд, который не пользовался в этом кафе никакой популярностью. Чем сразу вызвал у официантки стойкую антипатию.

Да, кофе, кроме меня, никто более не заказывал. Видимо, у большинства он был свой, в термосах, а у кого то и в кофеварках. А здешний кофе если и мог бороться со сном, то разве только провоцируя бурление в желудке с последующим приступом диареи. Что на трассе, понятно, совсем ни к чему.

Потом я отошёл от стойки. Занял место за столиком у самого окна.

Минут сорок я сидел, разглядывая придорожные сосны в дымке рассеивающегося под солнечными лучами тумана, краешек неба с проплывавшими по нему утренними серными облаками, грифельно-серую полосу шоссе и разноцветные фуры, проносящиеся мимо и съезжавшие на парковку.

В те же сорок минут я шёл по тёмному, бесконечному лабиринту. Воздух вокруг меня был затхл и недвижен. Ни сквозняка, ни ветерка, ни тяги. Если бы у меня в руках была свеча, то уверен — пламя её горело бы ровно, вытянувшись строго вдоль вертикальной оси, не качаясь, не колеблясь, не уменьшаясь и не вырастая. Но свечи у меня не было. Я был слеп. Я шёл прямо, пропуская повороты и боковые галереи, лишь время от времени ощупывая стены и отмечая, по наличию провалов и пустот, что есть здесь некие ходы, ведущие вправо или влево от моего теперешнего маршрута. Но не было желания, ни малейшего желания повернуть куда либо и изменить свой путь. Мне не хотелось ничего менять. Я лишь смотрел вперёд, ожидая увидеть там всё тот же, давно знакомый мне, отсвет факела…

В те же сорок минут я ждал, когда же принесут мне мой омлет. Конечно, закажи я сосиски с картофелем — фри, тарелку принесли бы куда быстрее. И банка пива… или чашка горячего чая (чашка с кипятком отдельно, пакетик отдельно).

Но я хочу омлет и кофе! Омлет, конечно, надо жарить. Яйца надо разбить. Растворимый кофе надо высыпать в кружку из банки… Интересно, а если повар оближет ложку перед тем, как залезть ей в банку?

А если это сделает девица, забежавшая с парковки? Интересный ход… сперма шофёра окажется у меня в кофе. Мы что, на пару сосали?

А если я попрошу девицу пососать у меня? И в момент оргазма выпью этот кофе…

Чёрт, интересный ход!

Ход справа. Пропускаю. Тупик. Назад. Тут поворот. Хорошо, поверну.

Нет факела. Интересно, фокусник, где ты меня поджидаешь?

Я иду… иду.

И время прошло. Все сорок минут.

Мне, наконец, принесли заказ. Пластиковой вилкой (надеюсь, её не из ведра достали) я отделил кусок омлета. Встряхнув бутылку, постучал по её донышку, выбивая на край тарелки кетчуп. Подхватив его зубчиками вилки, тонким слоем размазал его по омлету.

Медленно прожевал первый кусок и отделил второй.

Я шёл по лабиринту. Всё та же темнота. Всё те же изгибы стен.

Но темнота… Сама темнота становилась моею надеждой.

Я не видел его! И нигде не видел его! Нигде не сиял его страшный, отвратительный, лживый, смертельно надоевший мне за долгие года факел!

Я шёл по лабиринту, охваченный смутной, не осознанной ещё надеждой.

Шаги мои всё убыстрялись. Они становились всё уверенней.

Поворот.

И там я увидел труп…

— Теперь всё будет хорошо. Ешь, не спеши.

А это кто? Это он убил мой разум?

— Видишь дверь? И свет впереди?

О, вижу! Теперь всё лучше и лучше.

Перед ним поставили пластиковый стаканчик с соком.

— Я закурю? Надеюсь, позволишь?

Я щурил глаза, привыкая к свету. Было больно, словно тонкие иголочки пронзали мне глазные яблоки.

Слёзы потекли у меня по щекам.

Нет, никто из посетителей не был этим удивлён. В конце концов, здесь нагляделись на всяких посетителей. Что там плачет этот странный тип у окна? Кто его знает… расстроился… пьяница… наркоман. Кто его знает.

— Да, да… курите. Конечно…

Щёлкнула зажигалка.

Тыльной стороной ладони я провёл по глазам, стирая слёзы.

Да, теперь уже легче. Я могу рассмотреть его лицо.

Оно полное. Похоже даже, чуть припухло. Словно ото сна. Водитель? Возможно, он вздремнул в машине. Может быть, прямо на этой парковке. Но не дальнобойщик. Не похож.

Интересно… Щёки гладко выбриты. Большая редкость для тех, кто в пути. Трасса — страна небритых мужиков. А этот… Впрочем, у него в машине может быть электробритва. С питанием от прикуривателя.

У некоторых, особо предусмотрительных и запасливых водителей, автомобиль становится кусочком их родного дома и домашний этот уют, заботливо составленный из десятков, а то и сотен приятных и удобных мелочей, кочует с ними по дорогам, лаская их щёки сетками электробритв, расцвечивая тёмные ночи на глухих стоянках огоньками портативных телевизоров и пробуждая ото сна ароматом заранее подключённого кофейника.

Среди российских водителей таких людей немного, а вот европейцы (и туристы, и дальнобойщики) везут с собой на просторы дикой России в салонах своих машин кусочки милой, благополучной своей Европы, словно космонавты, выходящие в открытый космос и несущие с собой, и старательно сберегающие драгоценный кислород в малом объёме скафандра.

Но он… Нет, не иностранец. Скорее, инопланетянин. Он чужой здесь. Он явно случайно забрёл в это место. Или упал с какого-нибудь случайно пролетавшего мимо небесного тела.

Впрочем, в таком случае ему полагалось бы озираться по сторонам. Или вздрагивать от слишком громких и резких звуков. Или непрестанно крутить и мять салфетку. Или с преувеличенным вниманием рассматривать трейлеры, проносящиеся за окном. Или постоянно улыбаться. Или украдкой вслушиваться в чужие разговоры, стараясь уловить их смысл.

Нет. Он спокоен. Этот мир ему чужд. И неинтересен. Ему интересен его сок.

Он ведёт себя так уверенно… Он просчитал все возможные варианты развития событий в этом мире на несколько тысячелетий вперёд. Их оказалось немного.

Он говорит спокойно, ровно, без акцента.

Без английского, немецкого, финского, шведского, турецкого, арабского, марсианского…

Впрочем, откуда я знаю, как именно звучит марсианский акцент? Может быть, он совпадает с речевыми особенностями русского языка? И на русском марсиане говорят без акцента? А на английском, допустим, с акцентом…

Запах дорогого одеколона. Явно брился, и недавно. Белая рубашка. Тщательно отглаженный воротничок. Тёмно-синий галстук, прихвачен золотистой заколкой (причём чуть выше середины, примерно между третьей и четвёртой пуговицей).

Часы… Нет, не золотая блямба на толстом, массивном браслете.