Не так давно была опубликована книга Николауса Зомбарта «Вильгельм II. Козел отпущения и антирадикал». Автор перечисляет десять обвинений, которые обычно предъявляют кайзеру. Это увольнение Бисмарка с поста канцлера в 1890 году, отказ продлить «договор перестраховки» с Россией в том же году, неожиданные повороты и метания во внешней политике, посылка приветственной телеграммы Крюгеру в 1896 году, «гуннская речь» 1900 года, история с Бьеркской конвенцией 1905 года, политика в отношении Марокко, инцидент с интервью газете «Дейли телеграф» в 1908 году, строительство военно-морского флота, вина за развязывание Первой мировой войны.

Зомбарт считает, что каждый из пунктов обвинения имеет и обратную сторону — все эти вопросы решались Вильгельмом рационально и согласно обстоятельствам. Отставка Бисмарка. У кайзера не было выбора: канцлер, считавший себя «основателем империи», сосредоточил в своих руках практически всю власть, он не знакомил молодого монарха с содержанием многих важных документов. «Договор перестраховки». Вильгельм с определенным правом мог считать, что Россия первой отказалась от его продления. Кайзер неоднократно предпринимал попытки возродить союз с Россией, и бьеркская инициатива при всем ее импровизированном характере была одной из таких попыток. Если бы в 1905 году все пошло так, как он предусматривал, весьма маловероятно, что через девять лет между двумя странами началась бы война.

Метания во внешней политике. Несомненно, они существовали и были связаны прежде всего с противоречивостью и непостоянством его натуры. Нельзя сказать, что он колебался как маятник, чьи движения подчинены определенным закономерностям, ход мыслей Вильгельма можно сравнить с полетом волана во время игры в бадминтон. С другой стороны, определенную ответственность несут его министры и чиновники. Фриц фон Гольштейн вплоть до своего ухода в отставку в 1906 году вел свою собственную внешнюю политику, и сменявшие друг друга канцлеры и статс-секретари были ее исполнителями.

История с телеграммой Крюгеру подтверждает этот тезис. Буры пользовались всеобщей симпатией в Германии, а действия англичан в Южной Африке вызывали столь же единодушное негодование, о чем Вильгельм откровенно и в полном соответствии с истиной сообщил в своем известном интервью «Дейли телеграф». Советники кайзера посчитали, что Вильгельму следует выступить в роли защитника угнетенных, чтобы поднять свой пошатнувшийся авторитет. Они не могли предвидеть столь жесткой реакции Великобритании, напротив, они были убеждены, что англичане, находившиеся тогда, по сути, в изоляции, будут благодарны кайзеру за то, что он указывает выход из ситуации. В результате Англия покончила с традицией ежегодных «семейных» визитов Вильгельма к лондонскому двору, а британская общественность, искусно настраиваемая прессой Хармсуорта, стала относиться к германскому императору с возрастающим недоверием.

Вбить клин в нарождающийся союз Англии и Франции, воспользовавшись намерением Франции установить протекторат над Южным Марокко, — это был план Гольштейна и Бюлова. Вильгельма эта идея не вдохновляла, и он вел себя крайне нерешительно, когда встал вопрос о том, чтобы высадить морской десант в Танжере. В 1911 году министр иностранных дел Германии Альфред фон Кидерлен-Вехтер послал к берегам Марокко канонерку с целью дать понять французам, что свободу рук в Марокко они получат лишь при условии предоставления немцам соответствующей компенсации в каком-либо другом регионе Африки. И снова Вильгельм не захотел осложнений, приняв все меры, чтобы потушить конфликт, раздутый его окружением.

«Гуннская речь». Напутствуя войска, отправлявшиеся в Китай в составе международных сил для наказания тех, кто развязал оргию убийств иностранных подданных в Пекине в 1897 году, кайзер призвал их поступать так, как гунны действовали в Европе периода краха Римской империи. Это было грубо, даже отвратительно, но многие сочли, что кайзер нашел правильные и нужные слова. Так ли уж его высказывания отличались по сути от обычных призывов, которые генерал обращает к своим войскам перед сражением: «А ну, задайте-ка им перца!»? Импровизации императора нередко вызывали головную боль у его министров — не столько из-за словесных изысков, которые порой бывали удачными, сколько из-за общего смысла речей, часто противоречащего политическим установкам государства.

Интервью, которое кайзер дал в 1908 году корреспонденту газеты «Дейли телеграф». Тогда кайзер, не проконсультировавшись со своим канцлером Бернхардом фон Бюловом, рассказал журналисту, отставному полковнику Эдварду Монтегю-Стюарт-Уортли, как сильно он любит Англию (Вильгельм, кстати, никогда не употреблял понятие «Великобритания»), как он ей помогал в прошлом и как сильно он надеется, что данное интервью будет способствовать восстановлению хороших отношений между обеими странами. В Англии текст интервью не только не произвел никакой сенсации, но даже особого интереса не вызвал. В Германии на воинственно-англофобски настроенные слои немецких средних и мелких буржуа интервью подействовало как удар бича. Возможно ли — наш император давал англичанам советы, как победить в войне с нашими друзьями — бурами? Всеобщее возмущение чуть не стоило Вильгельму его трона. Традиционно считается, что с этим эпизодом закончился и период «личной власти» кайзера. Вряд ли так: проявления «личной власти» имели место и до 1900 года, и после 1908-го.

Пожалуй, в качестве главного пункта обвинительного акта против Вильгельма фигурирует его роль в развязывании и форсировании гонки морских вооружений. Это был, бесспорно, важный фактор в ухудшении германо-английских отношений, но справедливости ради следует сказать, что негативное отношение к германскому кайзеру сформировалось в Великобритании задолго до начала осуществления германской морской программы. Отправным пунктом здесь следует считать 1886 год — причем это самая поздняя датировка. В кампании, развернутой прессой Хармсуорта, значительное место занимал мотив торгового соперничества. Бесспорный факт состоит в том, что каждый раз, когда речь заходила о мерах по ограничению гонки вооружений, в частности во время визита в Берлин военного министра Великобритании лорда Холдена, именно британская сторона не проявляла желания пойти на какие-либо уступки, а Вильгельм, напротив, был готов пойти на компромисс. «Не стройте больше военных кораблей, и мы поможем вам создать еще одну империю, за счет владений Португалии или Франции» с точки зрения Вильгельма, такое решение не требовало жертв ни от одной из сторон. И это было действительно так.

Остается вопрос о развязывании Первой мировой войны. Германский Генеральный штаб с 1888 года выступал за превентивную войну. Вильгельм долгое время противился реализации этой стратегии. Каждый раз, заглядывая в пропасть, он отшатывался в ужасе и отменял приказы своих военачальников. И в 1914 году он был за то, чтобы задать сербам хорошую трепку, но лишь при условии, что это не приведет к мировой войне. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда глубоко потрясло его. Военные были готовы идти на риск. Начальник Генерального штаба хотел воспользоваться случаем, чтобы ударить по России до того, как она достигнет военного превосходства над Германией — по его расчетам, это должно было случиться к 1917 году, но он не знал, что перевооружение российской армии идет быстрее. Эти соображения усиливались тем обстоятельством, что рейхстаг держал военных на голодном пайке, не позволяя поддерживать военный паритет со странами Антанты. Но даже в этой обстановке Вильгельм колебался. Узнав, что сербы готовы принять почти все пункты ультиматума, предъявленного им Веной, он был готов дать военной машине задний ход. Военные и внешнеполитическое ведомство сумели его переубедить. Вплоть до последней минуты, когда он наконец понял, какую игру ведет британский премьер Грей, кайзер не оставлял своей цели — предотвратить войну с Францией и Россией. Однако все было тщетно: механизм развязывания конфликта набрал свои обороты, и Европа оказалась ввергнутой в войну, которая положила конец европейской гегемонии в мире и, в частности, правлению Вильгельма в Германии.