Поэтому у меня были смешанные чувства, когда 4 августа 1941 года я получил приказ отбыть в Эрланген, в 25-й танковый запасной батальон. За три дня до этого на погонах моей униформы появился галун унтер-офицера.

В Эрлангене мы сдавали экзамен на права по управлению грузовым автомобилем и танком. Сразу после этого прибыли в Вюнсдорф близ Берлина, чтобы пройти курс обучения кандидата в офицеры.

2 февраля 1942 года мне сообщили, что я не соответствую предъявляемым этим курсом обучения требованиям. Так же как и Герт Мейер и Клаус Вальденмейр из нашего взвода, я конечно же не принял все это всерьез. Кроме того, был один вопрос, который мне никак нельзя было задавать. Я думал, что мне представился случай доверить свои сомнения классной доске. Но мое начальство вовсе не нашло забавным вопрос: «А офицеры запаса человечны?» Так что мы все еще оставались военнослужащими унтер-офицерского состава и кандидатами в офицеры, когда расстались с курсом обучения. Собственно говоря, нас не слишком это огорчало.

В конце концов, новоиспеченным лейтенантам приходилось нести службу в запасных частях, в то время как мы сразу же были отправлены в наш прежний полк. Нас отпустили со словами ободрения. Наш офицер-куратор, которого мы все боготворили, потому что он был настоящей личностью и относился к своим обязанностям со всей душой, сказал на прощание, что уверен: мы скоро достигнем своей цели на фронте. Там мы сможем гораздо легче доказать, что достойны стать офицерами.

Даже сегодня я вспоминаю его. Про себя поздравил бундесвер с удачей, когда узнал, что оберст Филипп стал командиром учебного полка в Андернахе.

Мы нашли 21-й полк на зимних позициях в Гжатске. Он ужасно поредел: лишь одна рота была еще укомплектована танками. Все прочие машины были выведены из строя в боях во время позорного отхода зимой 1941/42 года.

— Мы тебя ждали, — приветствовали меня наши товарищи. — Ну, покажи, чему тебя научили!

Они заговорщически ухмылялись, и мы чувствовали: что-то замышляется. Нам дали задание сменить наряд по уборке снега.

Оно состояло в том, чтобы расчищать дорогу на площадке перед танками во время боевых действий для того, чтобы они не застревали. В снегу, в своей черной форме, перед самыми танками — ну и работенка! Вопреки ожиданиям все прошло гладко. Кроме того, мы конечно же были в лучшем положении, чем наши товарищи, которым в их форме танкистов приходилось действовать как пехотинцам.

С завистью мы смотрели, как хорошо экипированы иваны по сравнению с нами. Мы испытали настоящее счастье, когда несколько танков пополнения наконец прибыли к нам из глубокого тыла. 10-я рота была полностью переоснащена, и я смог принять свой взвод. С марта по конец июня 1942 года мы завязли в оборонительных боях с русскими вокруг позиций, занимаемых нами с зимы у Гжатска и к востоку от Вязьмы. Затем нас перебросили в район Сычевки, где мы приняли участие в оборонительных боях восточнее Белой.

Во время этого боя я был представлен к повышению в звании, а несколько дней спустя произошло то, из-за чего я чуть было не лишился новых погон.

Мой взвод расположился вдоль лесной тропы. «Прекрасное место!» — справедливо заметил мой водитель. Нас нельзя было заметить ни спереди, ни сзади — повсюду деревья и кусты. Ничейная земля начиналась на другой стороне тропы. Рядом с нами, несколько в стороне, располагалось противотанковое орудие. Вместе с нами были пехотинцы.

Водители и заряжающие четырех моих танков только что ушли раздобыть мяса. Мои мысли уже были направлены на еду, когда началась пальба и русские атаковали. Половина экипажей отсутствовала; ни один танк не был готов к бою. Я запаниковал, скользнул на сиденье водителя, задним ходом выехал из чащи. Другие танки моего взвода последовали за мной, полагая, что отказала радиосвязь. Они действовали по уставу, который предписывал в подобного рода случаях делать то же, что и командир взвода.

Проехав несколько сот метров, я понял, что натворил. Расчет противотанкового орудия и множество пехотинцев, по-видимому, потеряли самообладание, когда увидели, как я рванул. Я быстро развернулся и занял прежнюю позицию. Великолепные парни в стрелковых ячейках держали свои нервы в узде и уже отразили нападение.

— Приятель, что за куча героев? — спросил командир орудия. — Если это все, что вы умеете, то вам лучше вообще не соваться на фронт!

Я стоял как в воду опущенный, и мне оставалось только уверять его, что подобное больше никогда не повторится.

После этого случая мне еще долго было не по себе. Как просто было принять поспешное решение и какими тяжелыми могли оказаться последствия! Конечно же мне следовало оставаться на месте — это стало ясно уже через несколько минут, но ошибка была совершена в тот момент, когда мы запустили двигатели.

Этот эпизод стал мне хорошим уроком, и я всегда напоминал себе о нем, особенно, когда приходилось принимать решение, касающееся подчиненных. Я был счастлив, что получил возможность загладить вину, прежде чем наша часть была переброшена в район к северу от Орла. Воспользовавшись ею, я мог, по крайней мере, ждать повышения с чистой совестью.

Однако до того как я получил повышение, мне суждено было познакомиться с особой областью боевых действий. Я стал на короткое время командиром инженерного взвода в штабе роты.

Мы были в своих убежищах далеко за линией фронта. Однажды утром меня окликнул взволнованный командир:

— Эй, Кариус, взгляни-ка — совсем как в кино! Подумать только!

Только что экипированная полевая дивизия люфтваффе прошла мимо нашего расположения по пути на фронт. У меня перехватило дыхание: как в волшебной сказке! От вещевых мешков до орудий — все было новехонькое. Мы видели оружие, о котором знали только по слухам: пулеметы «МГ-42», 75-мм противотанковое длинноствольное орудие и другие потрясающие вещи. Нам хотелось верить, что мы, наконец, сможем полностью переоснастить и наши части. Все, что шло на фронт, гарантировало спокойную зиму в этом секторе.

Нашему командиру роты, естественно, не терпелось поближе рассмотреть все это великолепие, и мы двинулись к линии фронта, чтобы разведать ситуацию. Преобладала атмосфера уверенного спокойствия. Казалось, что мы в районе учений. На унтер-офицерах были элегантные фуражки с козырьком; солдаты двигались с ленцой и скучали на своих позициях.

Не было совершенно никаких признаков боя. По этой причине они зачехлили пулеметы «МГ-42», чтобы в них не попала какая-нибудь грязь. Товарищей по оружию просто невозможно было уговорить хоть бы раз продемонстрировать нам это доселе неизвестное чудо. А что будет, если иваны решатся атаковать здесь? Прежде чем оружие будет готово к бою, русские овладеют позициями.

Наши опасения вскоре подтвердились. Глухой гул, надвигавшийся с северо-востока, разбудил нас однажды утром. Мы несколько минут напрягали слух, после чего уже ничто не могло удержать нас в подземных укрытиях. Снаружи метель с колючим снегом перехватывала дыхание и сбивала с ног. Для русских это была идеальная погода для атаки. Не ожидая сигнала тревоги, мы разбудили роту. Наши подозрения подтверждались. Вскоре поступило донесение, что русские прорвались.