Помимо примера характерной для троллей склонности к тошнотворному «телесному юмору», история с дженкемом демонстрирует их умение «на*бать прессу», фактически способность заставить СМИ самим выставить себя идиотами. Тролли достигают этой цели, раздувая либо вообще изобретая новостное событие, слишком сенсационное для того, чтобы СМИ прошли мимо. Сообщая о подброшенной троллями истории (или, в зависимости от обстоятельств, «неистории»[3]), СМИ дают троллям то, чего они хотят, а именно известность и лулзы, а медиа прямого участия получают то, чего они хотят, а именно историю и подписчиков, которых превратят в товар посредством рекламы. В итоге каждый лагерь приносит другому выгоду – об этом симбиозе я расскажу в последующих главах.

В истории с дженкемом тролли действовали по двум направлениям. Первым делом они, чтобы придать своей истории легитимность, выбрали «наркотик», о котором упоминали на сайтах, индексирующихся поисковой системой «Гугл», отвечая таким образом критерию онлайновой верифицируемости. Даже если школьная администрация и полицейские поначалу были настроены недоверчиво, они могли легко и быстро получить в Интернете подтверждение, что африканский уличный наркотик под названием «дженкем» таки существует. Или по крайней мере убедиться, что о дженкеме как об африканском уличном наркотике писали аж New York Times и BBC. Во-вторых, скормив историю уважаемым членам общества, тролли соорудили второй уровень правдоподобия – несмотря на отсутствие веских доказательств того, что дженкем стал популярным наркотиком для американских подростков. Разве могли при таких обстоятельствах местные СМИ игнорировать жопный гашиш?

Учитывая придурковатый, скатологический душок истории с дженкемом, кто-то предпочтет отмахнуться от нее как от глупого розыгрыша и сочтет поведение участвовавших в ней троллей бессмысленным и инфантильным. Но такая позиция не позволит разглядеть тот факт, что тролли точно знали, как манипулировать новостным циклом, и «втихую» критиковали способы подачи новостей в СМИ. Многие издания так рвутся опубликовать самую свежую, самую дикую, самую сенсационную историю, что издатели часто не проводят даже поверхностного факт-чекинга – или, что еще хуже, проверив факты должным образом, все равно публикуют заведомую чепуху. Журналисты жестко обязаны соблюдать сроки сдачи материалов и к тому же работают под непрерывно растущим давлением перенасыщенного СМИ рынка, стараясь сохранить свою аудиторию. То, как успешно тролли смогли манипулировать новостным циклом, красноречиво объясняет, почему наивно было предполагать, что СМИ могли или должны были забраковать историю с дженкемом как неуместную шутку.

Было бы ошибкой считать поведение троллей политически бессмысленным, но и стремление приписывать ему четкие политические цели – в случае с дженкемом и в целом – такая же ошибка. Прежде всего, поведение троллей слишком вариативно (даже когда речь идет о троллях из одной нападающей группы), чтобы можно было усмотреть в их действиях какую-то единую и единственную цель. Кроме того, утверждение, что тот или иной акт троллинга является безусловно политическим или даже политически мотивированным, подразумевает, что тролли добиваются политической дискуссии. Учитывая анонимность троллей, это предположение попросту не поддается проверке. Разумеется, это не означает, что конкретные случаи троллинга не могут быть политическими или что отдельные тролли не могут быть политически мотивированы. Это просто значит, что внешние наблюдатели не могут знать наверняка, так ли это.

Независимо от того, сознательно или нет тролли выступают с критикой политических или культурных явлений, такая критика может быть экстраполирована из поведения троллей. Возьмем историю с дженкемом. Хотели участвующие в ней тролли разоблачить невысокие стандарты журналистики или не хотели, невысокие стандарты журналистики были разоблачены. Аргументы были приведены, независимо от того, хотели тролли такого результата или нет. В последующих главах я буду исходить из этой идеи – поведение троллей представляет собой неявную, а порой и открытую критику существующих СМИ и культурных систем. Пока достаточно будет сказать, что троллинг – нечто гораздо большее, чем просто дурацкие выходки, даже если поступки троллей усложняют (или даже прямо опровергают) традиционные понятия политической деятельности.

Способность троллей генерировать значимый дискурс не только ставит под сомнение крайне упрощенные объяснения феномена троллинга, но и дает упреждающий ответ на вопрос «Зачем изучать троллей?». Для начала разнообразнейшие прегрешения троллей – против отдельных лиц, организаций, местных властей, государственной власти и гражданского общества в целом – привлекают внимание к моральным нормам доминирующей культуры – и тут следует вспомнить работы антрополога Мэри Дуглас, изучавшей взаимосвязанные концепции грязи и табу. Согласно Дуглас, грязь следует понимать как отсутствие порядка, нечто не на своем месте, грязь воспринимается как грязь только в контексте существующих понятий о чистоте. «Всем известно, – пишет Дуглас, – что беспорядок не бывает абсолютным: он существует только в голове того, кто его видит». Невозможно говорить о грязи и даже представить ее себе, если вы уже не усвоили, что в вашей системе считается чистотой. Аналогично отклонение от культурной нормы воспринимается таковым только в контексте существующей общественной системы. Таким образом, изучив то, что в конкретных культуре или сообществе считается нарушением, мы можем реконструировать ценности, которые нарушаются сомнительными поступками{12}. Поступки троллей, которые широко осуждаются как плохие, непристойные и далеко отклоняющиеся от нормы, позволяют реконструировать то, что доминирующая культура считает хорошим, пристойным и нормальным.

Разумеется, граница между «хорошим» и «плохим» (не говоря уже о «нормальном» и «ненормальном») на практике никогда не бывает простой и четкой, чему тролли служат ярким примером. Своим в высшей степени предосудительным поведением тролли привлекают внимание к многочисленным областям, где перекрываются негативное и позитивное, преступное и приемлемое и даже жестокое и справедливое. Проще говоря, чем внимательнее изучать троллинг, тем труднее проводить грань между этим демонстративно уродливым, ненормальным занятием и занятиями, которые являются (или по крайней мере кажутся) такими естественными, нужными и абсолютно нормальными, что большинство людей полагают, что иначе и быть не может.

В своем исследовании я буду рассматривать эти моменты «перехода» и проверю на прочность четкое на первый взгляд различие между теми, кто троллит, и теми, кто не троллит. Мой первый тезис состоит в том, что в цифровом медиапространстве Америки XXI в. тролли выявляют тонкую и порой несуществующую границу между троллингом и работой ориентированных на сенсацию медиакорпораций. Основное различие между ними состоит в том, что для троллей социально-психологическое давление – это «прикол». Для принадлежащих корпорациям СМИ – это бизнес-стратегия. Поскольку троллям не нужно оглядываться на цензуру или рекламодателей, их действия часто носят более ярко выраженный оскорбительный и агрессивный характер. Но зачастую разница не так уж велика. И в отличие от СМИ, использующих сенсационный, расистский и агрессивный контент, тролли не получают денег.