у всех на устах, по пальцам одной руки пересчитать. Вот и живем… в сером и мрачном мужском мире. Ежели переживаете за огласку, так я детективный рассказик могу написать, с припиской – основано на реальных событиях. Уже вижу начало – «Ночь. Хруст снега под ногами. Кровожадный тать рыщет в поисках невинной…»

– Кхм, – поперхнулась я.

– Пожалуй, вы правы, – задумалась Дарья. – «… В поисках умудренной жизненным опытом барышни, задумавшей прогуляться по Перемейскому парку».

– Прелестно, – поаплодировала тетушка, которая, впрочем, слишком впечатленной не выглядела. Оно и понятно, свежа в памяти нанесенная мне этим самым татем рана, которую ей пришлось бинтовать.

– Благодарю, – смущенно улыбнулась Колпакова. – Я еще вот что подумала… А ежели это будет не рассказик, а роман с продолжениями? В каждой серии которого «великая сыщица» будет расследовать все новые и новые преступления…

– Не слишком ли много детективных дел для одного небольшого городка? – не сдержавшись, хмыкнула я.

– Ваша правда, – печально вздохнула она, но грустила не долго, внезапно яркий свет снова озарил ее глаза. – С месяц назад у нас в Китеже была найдена убитой выдающаяся личность. Столичный медиум – госпожа Амадея. Чем не новое дело для «великой сыщицы», Софья Алексеевна?

Взгляд у Дарьи был, скорее, заинтересованным. Тоненькая морщинка прорезала гладкий лоб. Поди пойми, действительно ли только что вспомнила об отшумевшем месяц назад убийстве или знает, что это я нашла тело?

Ни единой зацепки, свидетелей, улик. Лишь еле заметное темно-бордовое пятнышко на платье, вокруг такой же едва видимой дырочки в области сердца.

Знакомая картина. Но не могла же я признаться Ермакову, что уже видела подобное в зеркале, когда пришла в себя в теле невинно убиенной из такого же непонятного орудия Сонечки?

Вряд ли он вызвал бы санитаров, но у виска пальцем однозначно бы покрутил.

Две недели поисков, опросов соседей и знакомых не дали ничего. Дело зависло. А с ним вместе и мой шанс узнать, чего же хотела от молодой барышни медиум? Неизменно одно, обе эти смерти каким-то образом связаны с отцом Сонечки. Предполагаемым любовником госпожи Амадеи.

– Я наслышана об этом убийстве. Но, насколько мне известно, им занимается пристав Изюмского участка, ведь все случилось на его территории. А он, в отличие от Гордея Назаровича, категорически против привлечения посторонних сил.

– Вот же чванливый дурак, – заскрипела зубами Колпакова. – Простите покорно, Инесса Ивановна, мне довелось быть представленной этому типу. Мужлан и индюк. Иных званий ему не дано.

Сложно было с ней не согласиться. Петр Семенович Овсянников, пристав Изюмского участка, офицер старой закалки, считающий, что место женщины у плиты. Такой и святого вывел бы из себя. А так как до святой мне, как пешком до луны, обозвала его недалеким ослом и зареклась переступать порог его кабинета.

– Помнится, доводилось мне присутствовать на одном из сеансов госпожи Амадеи, – перебил мои невеселые мысли спокойный тетушкин голос. – Прелюбопытная, надо признать, особа. Таинственная. Будто неземная. Известие о ее кончине повергло в шок половину города. У кого только руки поднялись?

– По запросу редакции, я готовила некролог, – перешла на громкий шепот Дарья. – Беседовала со знакомцами госпожи медиума. Прознала, что она использовала гипноз, и клиентов принимала в меблирашке на Сиреневом. Промеж них были даже мужчины, жалующиеся на застой интимных жидкостей в организме. А госпожа Амадея устраивала им личное лечение в уединенной остановке. За высокую плату, разумеется. Я не поверила своим ушам. Подумать только, как пали нравы! А что, ежели один их оных господ, возмущенный результатом, ее и убил? Люди, иной раз, за-ради пустяков идут на страшные преступления. Вот давеча…

Дарья продолжила рассуждения на тему загадочной людской природы. Инесса Ивановна, опешившая от столь пикантных подробностей чужой личной жизни, позабыла о кофе и пирожных, открыла рот и слушала сбивчивый рассказ. А я, с трудом подавив зевок, положила локоть на стол и оперлась щекой на руку.

Ленивый взгляд мазнул по стеклянной витрине. Глаза вдруг расширились и – как там говорилось в басне? – в зобу дыхание сперло.

Прямо напротив меня, за окном, застыла мужская фигура. Молодой парень в зимней шинельке на худых плечах. С чуть косившим, явно сломанным в драке носом. Короткий ежик светлых волос. Взгляд растерянный. На вид, нет и двадцати лет. Лицо осунувшееся и… мерцает.

Знакомо так. Образ ходит рябью. Сердце пропустило удар.

Прошел всего месяц, как провидение избавило меня от одной назойливой призрачной особы. И нате вам. Еще один.

Может, если сделать вид, что я его не вижу, он… исчезнет?

Поздно.

Парень успел поймать мой полный удивления взгляд. Его брови сошлись в одну хмурую линию. Открыв рот, он без труда прошел сквозь стекло. Пролетел над головами присутствующих дам. Приблизился ко мне вплотную.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы продолжить безмятежно пялиться в окно. Хотя глаз – правый – так и норовил скоситься.

Привидение, как оказалось, не проведешь. Он завыл. Заискрил. Прозрачное тело начало приобретать плотные – словно вата – очертания. Последним ударом стал умоляющий, как у побитого щенка взгляд. Противиться более я была не в силах.

Что ему от меня нужно? Так, надо вспомнить. В прошлый раз, госпожа Немировская не успокоилась, пока я не нашла ее тело. Затем убийцу. Черт, и не отвяжется же теперь.

Только нового преследователя мне не хватало. И ладно бы еще приличная женщина. Этот – мужчина. И, судя по внешнему виду, из самых низов.

Пырнули ножом в драке, или неудачно ограбил кого. В любом случае, ничего хорошего это, новое дело, мне не сулило.

Вой парня превратился в жалобный гул. Сердце сжалось от боли.

– Тетушка, Дарья Спиридоновна, – обратилась я к спутницам, поднимаясь со стула. – Вынуждена покинуть вас ненадолго. Но скоро вернусь. Кажется… кажется, в окне мелькнул один мой знакомый.

Завернувшись поплотнее в полушубок, я толкнула плечом дверь. Шквал острых снежинок ударил в лицо. Волосы растрепал порыв ветра.

Призрачный парнишка, постоянно оглядываясь, будто боясь, как бы я не исчезла, поплыл вперед. Нырнул за угол. Дождался меня. И снова поплыл по узкой улочке. Такой темной и неприветливой, что я задумалась – а не повернуть ли обратно?

Вскоре мы оказались во дворе обветшалого, увитого сухими виноградными лозами дома. Укутанный в старое пальто дворник мел мостовую. Молодая женщина развешивала белье. Седой старик сидел на табуретке, курил папиросу и чистил сапог. Он проводил меня внимательным взглядом.

Парнишка далеко улетать не стал. Завис напротив небольшой деревянной двери, ведущей в подвал. Прошел сквозь нее. Вернулся обратно.

Замка не было.

Схватившись за холодную железную ручку, я дернула