Норе стало еще тяжелей на душе от мысли, что ее брату так же плохо, как и ей.

– Он не в себе, – продолжил Рави с яростью в голосе. – Собирается съехать из своей коробки в Шепердс-Буш. А все из-за того, что не может быть первым гитаристом в успешной рок-группе. Напомню, у меня тоже нет денег. Вечера в пабах не сильно окупаются. Даже если соглашаешься мыть туалеты. Ты когда-нибудь мыла туалеты в пабе, Нора?

– У меня сейчас тоже дерьмовый период, если мы играем в олимпиаду по несчастьям.

Рави засмеялся и закашлялся. Его лицо сразу обрело резкость.

– Какая жалость, какая жалость. Сыграю тебе печальную мелодию.

Она была не в духе.

– Это из-за «Лабиринтов»? Не забыл?

– Для меня они много значили. И для твоего брата. Для всех нас. У нас был контракт с Universal. Прямо. В наших. Руках. Альбом, синглы, тур, промо. Мы могли быть сейчас как Coldplay[10].

– Ты ненавидишь Coldplay.

– Не в этом дело. Мы могли жить в Малибу. А вместо этого – Бедфорд. Так что нет, твой брат не готов тебя видеть.

– У меня были панические атаки. Я бы все равно в итоге всех подвела. Я сказала компании, чтобы они взяли вас без меня. Я соглашалась писать песни. Я не виновата, что была обручена. Я была с Дэном. Мне пришлось выбирать.

– Ну конечно. И как у вас все сложилось?

– Рави, это нечестно.

– Нечестно. Слово-то какое.

Женщина за прилавком разинула рот от любопытства.

– Группы не живут долго. Мы стали бы метеоритным дождем. Закончились бы, едва начавшись.

– Метеоритные дожди чертовски красивы.

– Брось. Ты ведь еще с Эллой, верно?

– Я мог быть с Эллой и играть в успешной группе, с деньгами. У нас был этот шанс. Прямо тут, – он указал на свою раскрытую ладонь. – У нас песни были огонь.

Нора ненавидела себя за то, что поправила про себя «у нас» на «у меня».

– Не думаю, что ты боялась сцены. Или свадьбы. Думаю, твоя проблема в том, что ты боишься жизни.

Это было больно. Слова выбили из нее воздух.

– А я думаю, что твоя проблема, – парировала она дрожащим голосом, – в том, что ты винишь других за свою паршивую жизнь.

Он кивнул, словно ему дали пощечину. Вернул журнал на полку.

– Еще увидимся, Нора.

– Передавай Джо привет от меня, – сказала она, когда он выходил из магазина под дождь. – Пожалуйста.

Она мельком увидела обложку журнала Your Cat[11]. Рыжий полосатый. В голове звенело так, будто в ней звучала симфония «Бури и натиска»[12], словно призрачный немецкий композитор, запертый в ее черепе, заклинал хаос и страсть.

Женщина за прилавком сказала что-то, но она не расслышала.

– Извините?

– Ты Нора Сид?

Женщина – блондинка с короткой стрижкой, темный загар – выглядела счастливой, легкомысленной и расслабленной настолько, насколько Норе уже было недоступно. Облокотившись на прилавок, она рассматривала Нору как лемура в зоопарке.

– Да.

– Я Кэрри-Энн. Помню тебя со школы. Пловчиха. Супермозг. Однажды… как его там, мистер Блэндфорд, собирал нас всех по твоему случаю. Сказал, что ты поедешь на Олимпиаду.

Нора кивнула.

– Поехала?

– Я, гм, это забросила. Мне больше нравилась музыка… в то время. А потом началась жизнь.

– И чем ты теперь занимаешься?

– Я… на перепутье.

– У тебя есть кто-нибудь? Парень? Дети?

Нора покачала головой. Мечтая, что она отвалится. Ее собственная голова. Прямо на пол. Чтобы больше никогда не разговаривать с незнакомцами.

– Ну, не откладывай. Часики-то тикают.

– Мне тридцать пять, – вот бы Иззи была рядом, Иззи никогда не мирилась с таким дерьмом. – И я не уверена, что хочу…

– Мы с Джейком вели себя как кролики, но тоже к этому пришли. Два маленьких террориста у нас. Но оно того стоит, знаешь? Я чувствую себя полноценной. Могу показать фотки.

– У меня голова болит от… телефонов.

Дэн хотел детей. А Нора не очень. Ее ужасало материнство. Она боялась усиления депрессии. Ей не удавалось даже за собой уследить, не говоря о ком-то другом.

– Значит, все еще в Бедфорде?

– Угу.

– Я думала, уж ты-то улизнешь.

– Я вернулась. У меня мама болела.

– О, жаль это слышать. Надеюсь, ей уже лучше?

– Я, пожалуй, пойду.

– Но дождь еще не закончился.

Когда Нора сбегала из магазинчика, она представляла себе, что впереди только череда дверей и она проходит сквозь них, одну за другой, оставляя все позади.

За семь часов до того, как Нора решила умереть, она пребывала в свободном падении и ей не с кем было поговорить.

Ее последней надеждой оставалась бывшая лучшая подруга Иззи, которая находилась в пятнадцати тысячах километров от нее, в Австралии. И былая связь сошла на нет.

Она взяла телефон и написала Иззи сообщение.

Привет, Иззи, давно не болтали. Скучаю, подруга. Было бы ЧУДЕСНО узнать, как ты. Целую.

Добавила еще «обнимаю» и отправила.

Спустя минуту Иззи увидела сообщение. Нора тщетно ждала, когда появятся три точки.

Она миновала кинотеатр, где показывали фильм с Райаном Бейли. Слащавую ковбойскую романтическую комедию «Салун “Последний шанс”».

Лицо Райана Бейли всегда изображало знание глубокого и значительного. Нора полюбила его, когда увидела в роли Платона в «Афинянах» по телевизору, тогда же он сказал в интервью, что изучал философию. Она воображала, как они ведут глубокие беседы о Генри Дэвиде Торо[13] в облаках пара в джакузи где-то в Западном Голливуде.