Однако во вторую половину правления короля Карла произошло нечто в корне отличное. Английские пуритане тронулись в путь. Они прибывали с юга, востока, запада; сбивались в группы – иногда семьями, иногда целыми общинами – и устремлялись через Атлантику. Не проходило недели, чтобы к берегам Америки не причалило судно. С середины тридцатых годов XVII века король английский Карл лишился таким образом около пятой части своих подданных. Джентльмены вроде Уинтропа, молодые люди со средствами вроде Гарварда, купцы и ремесленники, рабочие и проповедники, с женами, детьми, слугами – все отплывали в Америку, подальше от короля Карла и его архиепископа. Это было первым настоящим заселением американских колоний, занявшим немногим больше десяти лет.

Король Карл ничуть не огорчился из-за этой потери. Да и той не было – наоборот, польза. Вместо того чтобы докучать ему на родине, где он старался установить авторитарную власть, они любезно прирастили его королевство бескрайними землями. Огромный и неизученный Американский континент был в их полном распоряжении, но они оставались его подданными, все до одного. Что касалось свободы вероисповедания, которой они так радовались, то пока она не волновала короля, а разобраться с ней можно было и позже.

Адам и Абигейл Мастер отправились в Бостон. Там они нашли общину по душе – суровую, порой жестокую в своей набожности. В конце концов они и не искали терпимости, они строили Царство Божие. И в этом смысле их старший сын Элиот не обманул надежд. Трудолюбивый, осторожный, решительный Элиот был воплощением мечты любого бостонского родителя. Но Том уродился другим.

Белокурый и голубоглазый Том Мастер нравился женщинам, несмотря на чуть выпиравшие зубы. В детстве он был худощав, всегда в движении, горазд на проказы. К зрелому возрасту стал добродушным, живым остряком. Он был полон энергии, но его поведение и выбор друзей оставляли желать лучшего.

Приходилось признать, что даже в те ранние времена иные массачусетцы – моряки и рыбаки, купцы и фермеры, не говоря уже о низших разрядах, – пеклись не столько о спасении души, сколько о деньгах. Община как могла навязывала им свою волю, но вероотступники не переводились.

И юный Том, к великому огорчению родителей и брата Элиота, казалось, был обречен гореть в аду. Том не хотел учиться. У него были способности, но он их не применял. Он любил выпить. Связался с дурной компанией. Однажды даже пропустил воскресную службу. Отец не жалел розог, но впоследствии понял, что дело не в послушании, не в подчинении заповедям. В Томе было что-то глубинное, чего отец не мог изменить.

Адам Мастер наладил солидную адвокатскую практику. Купил ферму. Владел судном. Элиот изучил право, но хотел проповедовать. Том обучился торговле и выказал деловую смекалку. По крайней мере, это было хоть что-то.

Но два события разбили материнское сердце. Первое произошло, когда Абигейл лежала при смерти. Она послала за вторым сыном и в присутствии мужа взмолилась, прося его изменить свою жизнь. Ради спасения его души и чтобы сама она упокоилась с миром, Абигейл молила Тома пообещать, что впредь он в рот не возьмет спиртного. Она надеялась, что этот первый шаг направит его к свету. А он что сказал?

– Да к черту, матушка! Ты же знаешь, что я не могу этого обещать.

И это матери, на смертном одре. Адам так и не простил сына. Он не стал ссориться с Томом. Он знал, что Абигейл хотела другого. Он был учтив. Он сделал все, что мог как отец. Но ему было ясно: от Тома добра не жди.

А потому когда девятнадцатилетний Том завел свою первую интрижку с женой морского капитана, пока этот достойный человек был в плавании – капитан того самого судна, которым владел Адам, – отец постарался замять это дело ради Элиота. Но Тому велел немедленно покинуть Массачусетс. Он отослал его в Лондон к знакомому купцу, снабдив довольно невыразительным рекомендательным письмом. И запретил возвращаться.

Том был изгнан назад в Старый Свет. Для Нового он оказался слишком плох.

Лондон понравился Тому. Он его устроил. Кромвель и пуритане правили Англией десять лет, но великий эксперимент по руководству страной без короля завершился смутой и военным положением. К прибытию Тома англичане восстановили монархию и посадили на трон нового Карла, сына покойного короля. А Карл II был веселый малый. Его младший брат Джеймс, герцог Йоркский, был высокомерным и упрямым, тогда как король славился гибкостью и осмотрительностью. Он не хотел повторить судьбу отца. После многих лет изгнания он хотел веселиться и был рад, когда подданные разделяли это желание. Он гонялся за каждой юбкой, устраивал скачки и посещал театр, а также проявил неподдельный интерес к науке.

Лондон, встретивший Тома, застыл меж двух миров: средневековым и современным. Заморские владения Британии расширялись, и лондонским торговцам предоставлялась масса возможностей сколотить состояние. Аристократы и джентльмены задавали тон в моде. Развлечений было сколько угодно и на любой вкус. Том был очень доволен первым годом жизни в Лондоне.

И все же затосковал по Америке. Не по Бостону и не по пуританской родне, а по другим вещам, которые он вряд ли мог описать. По ощущению простора, новых пределов, открытия мира. Это было томление по свободе – быть может, по дикой воле. Он не умел выразить это чувство словами.

Теперь, когда не стало отца, ничто не мешало ему вернуться.

Имелось и другое соображение. По Лондону шел слух, что Карл II и его брат Джеймс вторично заинтересовались американскими колониями. И если так, тем правильнее было честолюбивому юноше стремиться обратно в Америку.

Что же делать? Остаться и развлекаться в Лондоне или дерзнуть отправиться за океан? Ему не составит труда сообщить купцу, на которого он работал, что отец умер и Элиот позвал его домой. Упаковать пожитки всяко недолго. Корабль, что был перед ним, отплывал завтра в Бостон. У капитана имелось место. Брать?

Помедлив, Том мысленно рассмеялся, вынул монету и подбросил. Орел – Бостон. Решка – Лондон.

На севере зарокотал гром, но впереди, где большая река впадала в открытые воды гавани, стояло озеро жидкого золота.

Накануне вечером ван Дейк попытался растолковать Бледному Перу важность этого места с помощью самодельной карты. Указывая черенком трубки, он стал объяснять:

– Вот эта линия, идущая сверху донизу, – Северная река. Во многих днях пути вверх по течению находятся большие озера и протоки, которые тянутся до самых льдов. Слева от реки, – он чиркнул трубкой по бумаге, – раскинулся весь Американский континент. Справа, – теперь он указал на огромный треугольный участок суши вершиной вниз и основанием к Атлантике, – находятся Коннектикут, Массачусетс и многие другие места. А рядом – огромный океан, который пересекли наши.

Проведя трубкой до южного конца клина, он обратил ее внимание на другую яркую особенность. К клину как бы пришвартовался вытянутый в длину остров[8]– примерно двадцать миль в ширину и сто – в длину. Между ним и побережьем материка притаился длинный пролив.