Но белые редко утруждались изучать индейцев. Да и был бы он лучше, если бы не ее мать?

Даже Манхэттенская колония родилась по недоразумению. Получая товары от Петера Минёйта, местные индейцы не сомневались, что белые люди вручали им традиционные дары за право на охоту в их землях в течение пары сезонов. В Европе это назвали бы арендой. Поскольку индейцы не знали частной собственности на землю, им и в голову не пришло, что Минёйт покупал ее в вечное пользование. Ван Дейк с кривой усмешкой подумал, что праведным бюргерам Нового Амстердама и не было дела до их понимания. Голландские представления о землепользовании отличались практичностью: если застолбил землю, то и владеешь ею.

Неудивительно, что с годами возникли трения. Уязвленные индейцы перешли в нападение. Пришлось отказаться от колоний в верховьях реки. Даже здесь, на Манхэттене, серьезно пострадали два голландских поселения: Блумингдейл, что в нескольких милях к западу, и Гарлем на севере.

Но белый человек всегда побеждал и отвоевывал все больше территорий. Голландцам достались обширные земли вверх по реке. Датчанин Бронк заплатил индейцам за освобождение огромного участка суши севернее Манхэттена. Разрозненные кучки индейцев еще как-то перебивались на землях Бронка и в нетронутых районах Манхэттена, но тем дело и ограничилось.

Ван Дейк и Бледное Перо одолели миль пять и достигли лесного массива в центре острова, где голландец решил устроить привал. Свернув на тропку, которая уходила на запад, они прошли мимо лощин и скальных проплешин до земляничной поляны. Ван Дейк спешился и привязал коня к дереву. Расстелив одеяло, он пригласил Бледное Перо сесть.

– Ну-ка, посмотрим, что там у папы есть, – улыбнулся он.

Купить овсяные хлопья, изюм, орехи пекан и копченое мясо было довольно легко. Из них готовили смесь, которую индейцы называли «пеммикан». К нему прилагались голландский капустный салат и ржаной хлеб. Но ван Дейк прихватил и голландские сласти – печенье и шоколад, любимые всеми детьми. Сидя бок о бок, довольные отец и дочь разделили трапезу. Покончив с первым печеньем, Бледное Перо повернулась к нему и спросила:

– Как ты думаешь, мне нужно сделать татуировку?

Ван Дейк помедлил с ответом. Она была само очарование. Ножки обуты в мокасины, длинные темные волосы перехвачены ремешком. Как большинство индейских девочек ее лет, в теплое время года она прикрывала лишь нижнюю половину тела юбкой из оленьей кожи, которая доходила до колен. Верх был обнажен и только украшен крошечным амулетом, груди еще не обозначились. Кожа, защищенная от солнца и москитов тонким слоем енотового жира, была безупречна. Когда Бледное Перо подрастет, она, наверное, нанесет немного красной краски на щеки и темной вокруг глаз. Но он надеялся, что до поры до времени она останется маленьким совершенством. Нет, индейские женщины не уподоблялись мужчинам, делая себе большие татуировки. Но все равно…

– По-моему, лучше подождать, – заметил он осторожно, – пока ты не выйдешь замуж, и выбрать татуировку, которая понравится мужу.

Она подумала и кивнула:

– Я подожду.

Бледное Перо сидела молча, но ван Дейку казалось, что она о чем-то размышляла. Спустя какое-то время она взглянула на него:

– А ты медведя убивал?

Переходный обряд. В ее народе мальчики становились мужчинами, когда убивали оленя, – и правильно. Это доказывало, что человек может прокормить семью. Но чтобы показать себя настоящим смельчаком, приходилось выполнить задачу намного труднее и опаснее: убить медведя. Сделав это, человек считался истинным воином.

– Было дело, – ответил ван Дейк.

Семь лет назад он жил среди ирокезов. Индейцы посоветовали ему не ходить по той горной тропе, по которой он собирался пойти, поскольку незадолго до этого несколько человек подверглись там нападению медведя. Медведи обычно не нападают первыми, но если решаются, то дело плохо. Ван Дейк выступил в путь подготовленным. Ему повезло: когда зверь неожиданно выскочил и бросился на него, ван Дейк сумел уложить медведя первым же выстрелом из мушкета.

– Это был черный медведь, – пояснил ван Дейк. – В горах.

– В одиночку убил?

– Да.

Бледное Перо ничего не сказала, но он видел, что она довольна отцом: настоящий воин.

День еще только начинался. Солнечный свет, проникавший сквозь листву, заливал траву с земляничными россыпями. Умиротворенный ван Дейк откинулся назад. План, так неожиданно возникший у него, заключался в том, чтобы провести с дочерью весь день. Утром индейцы с каноэ перехватят их на севере острова и заберут Бледное Перо в верховья реки. Он же отправится на ферму Смита и будет дома задолго до темноты. Хороший план, и времени вдоволь. Ван Дейк смежил веки.

Должно быть, он ненадолго задремал. Открыв глаза и сев, он обнаружил, что Бледное Перо исчезла.

Он огляделся: никого. Ван Дейк нахмурился. Глупо, но на секунду он испытал страх. Не случилось ли с ней чего? Он уж собрался звать, когда уловил легчайшее движение. Примерно в сотне ярдов, в лесу, вскинул голову олень. Ван Дейк инстинктивно замер. Олень смотрел в его сторону, но не видел. Затем опустил голову.

И тут ван Дейк заметил Бледное Перо. Она была справа, за деревом с подветренной стороны от оленя. Приложила палец к губам, показывая: тихо. Потом выступила из укрытия.

Ван Дейк не раз наблюдал, как подкрадываются к оленю; он сам это делал. Но ничего подобного не видал. Бледное Перо скользила среди деревьев бесшумной тенью. Он прислушался к едва различимому шороху мокасин во мху. Подбираясь ближе, она уподобилась кошке и двигалась все медленнее и медленнее, зависала на каждом шаге, невесомая словно пушинка. Теперь Бледное Перо была позади оленя в каких-то пятнадцати ярдах… уже в десяти… пяти… Олень по-прежнему не ощущал ее присутствия. Ван Дейк не верил глазам. Бледное Перо стояла за деревом в трех шагах от животного, пощипывавшего траву. Она выжидала. Олень поднял голову, помедлил, опять опустил. И Бледное Перо прыгнула. Она пронеслась как молния. Олень встрепенулся, отпрянул и бросился прочь, но не раньше, чем девочка с радостным воплем коснулась его.

Затем она побежала к отцу, смеясь, и тот поймал ее в охапку. И голландец Дирк ван Дейк осознал, что не испытывал и впредь уж не испытает большей гордости за ребенка, чем ощутил сейчас за свою проворную индейскую дочку.

– Я дотронулась до него! – ликовала она.

– Молодец!

Он обнял ее. Славно, когда у отца не дочка, а совершенство. Он изумленно качал головой.

Они посидели еще немного. Он мало говорил, а она не возражала. Ван Дейк прикидывал, не пора ли трогаться в путь, когда она попросила:

– Расскажи о маме.

Он поразмыслил:

– Что мне сказать? Она была красивая. Ты на нее похожа.

Ван Дейк подумал об их первой встрече. Это случилось летом в лагере у пролива, где ее соплеменники собирали моллюсков. Они ставили на берегу не длинные дома[11], а вигвамы. Моллюсков высушивали, потом выскребали из раковин, которые зарывали, а содержимое припасали для супа – сушеные устрицы, мидии, клэмы[12]. Чем его так поразила та молодая женщина? Тем, что была свободна? Может быть. Она была замужем, но потеряла и мужа, и ребенка. Или причиной был огонек любопытства в глазах? И это тоже. Он остался там на два дня и проговорил с ней весь вечер. Влечение было обоюдным, но он приехал по делам, и их общение ограничилось разговорами.