По какой-то причине легче понять идею действия электромагнитных волн, фактически изменяющих то, на что они попадают, говоря о невидимых волнах, таких как рентгеновские лучи. Трудно поверить, что свет – прекрасный, доброжелательный белый свет – также изменяет почти любой объект, на который падает, а не только те, что содержат хлорофилл и ожидают лучи света того подходящего спектра, который запустит в них процесс фотосинтеза.

Лучший способ понять это – думать не столько о том, что что-то «является» цветом, сколько о том, что свет «делает». Атомы в спелом помидоре заняты тем, что дрожат – или танцуют, поют; используемые метафоры могут быть такими же радостными, как и цвета, которые они описывают, – и, когда на них падает белый свет, они поглощают большую часть синего и желтого спектра и отражают красный. Парадоксально, но это означает, что «красный» помидор на самом деле поглощает все длины волн, кроме красной. Неделей раньше эти атомы танцевали бы немного другой танец – поглощали красный свет и отражали остальные, а в результате мы бы видели зеленый помидор.

Я видела то, что, как я понимаю, является переходным цветом, только однажды, во время поездки в Таиланд, во время моего десятидневного поста. Мне было хорошо (хотя я никогда не думала, что можно почувствовать запах шоколадного мороженого за двадцать метров), а на девятый день, прогуливаясь по саду, я вдруг в изумлении остановилась. Передо мной был куст бугенвиллеи, покрытый розовыми прицветниками, только они не были розовыми, они мерцали – как будто сердцебиение стало видимым. Я вдруг поняла глазами, а не только умом, что феномен цвета связан с колебаниями и излучением энергии. Я простояла так минут пять, прежде чем меня отвлек какой-то звук. Когда я оглянулась, бугенвиллея стала цветущим кустом, а природа снова вернулась в исходное состояние: это обычно упрощает жизнь. После того как я возвратилась к приему пищи, это состояние никогда не повторялось.

Существует несколько «физических» причин возникновения цвета, но одна из них нам всем знакома – это радуга, появляющаяся в небе, когда свет отражается от капель дождя и разделяется (это называется «преломляется») на отдельные длины волн. Это объяснение было найдено в 1666 году молодым человеком, сидевшим в темной комнате с двумя маленькими стеклянными пирамидками (призмами). В ставнях окна он просверлил отверстие шириной около сантиметра, через которое в комнату проникал тонкий солнечный луч. И в один знаменательный день студент Кембриджа, которого звали Исаак Ньютон, поднял призму и увидел, как на противоположной стене она создает то, что позже было им описано как «цветное изображение солнца». Он уже знал, что это произойдет, но гениальность Ньютона заключалась в том, что он догадался перевернуть вторую призму таким образом, чтобы этот разноцветный свет проходил через нее. Он обнаружил, что на этот раз радуга исчезла и на выходе снова возник луч белого света. Так впервые ученый показал, что белый свет состоит из лучей всех цветов спектра. Когда Ньютон наконец опубликовал свои открытия – через тридцать восемь лет [5], – это оказалось первым реальным описанием того, как луч каждого цвета, проходя через призму, изгибается под определенным фиксированным углом. Красный луч изгибается меньше всего, а фиолетовый – больше. В той же книге Ньютон назвал пять других цветов, лежащих между этими крайними цветами. Один из его вариантов был совершенно исключительным, о чем я расскажу в главе «Индиго».

Предисловие к раннему изданию «Оптики» Ньютона

Доказательство с помощью экспериментов

Эксперимент № 3. «Очень темная комната с круглым отверстием около одной трети дюйма шириной, сделанным в ставнях закрытого окна. Я расположил стеклянную призму так, чтобы луч солнечного света, который проходил через это отверстие, мог преломляться и попадать на противоположную стену комнаты и там образовывать цветное изображение солнца».

Много лет спустя поэт-романтик Джон Китс жаловался, что в тот роковой день Ньютон «уничтожил всю поэзию радуги, превратив ее в призматические цвета». Но цвет – так же как звук и запах – это лишь порождение человеческого разума, реагирующего на волны и частицы, которые движутся по вселенной определенным образом, и поэты должны благодарить не природу, а самих себя за всю красоту и все радуги, которые они видят.

На вечеринке, которую я посетила как-то, оторвавшись от процесса работы над этой книгой, один из гостей строго посмотрел на меня. «В вашей книге должен быть единственный персонаж. Именно так пишутся все эти новые научно-популярные книги, – твердо сказал он. – Кто этот персонаж в вашей книге?» Я нерешительно призналась, что его нет. Позже я поняла, что у меня не один персонаж, а много. Подобно тому как призма демонстрирует множество лучей с различной длиной волны, которые наш мозг называет цветами, так и каждый цвет порождает свой спектр персоналий. Это люди, которые на протяжении многих веков были очарованы цветом. Тьери де Менонвиль, надменный французский ботаник, Исаак Ньютон, сидевший в темной комнате и создававший радугу, Сантьяго де ла Крус, зарабатывавший на жизнь вышиванием рубашек на мексиканских холмах и мечтавший о пурпуре, Элиза Лукас, сорвавшая злые планы людей, желавших помешать ей произвести коммерчески доступный индиго в Каролине, Джеффри Бардон, чье великодушие и плакатные краски позволили некоторым столь же широким душой аборигенам создать художественное движение, кардинально изменившее их жизнь. Мало кто из этих людей мог когда-либо оказаться рядом друг с другом, даже в книгах, но я с удовольствием знакомилась с ними в своих путешествиях. Надеюсь, вы тоже познакомитесь с ними.