в дверях замка Тайи. Всех троих, так прекрасно проредивших ряды ее солдат, она отправила вчера обратно, понимая, что один день у нее есть, чтобы прийти во все оружии к дочери, чтобы поразить не только силой, но и красотой. А что, она женщина и легкий флирт еще никому не вредил. Правда Тайи и его «друзья» просили поторопиться, но разве она могла отказать себе в удовольствии наблюдать за их горем и печалью? Она наслаждалась. И сейчас идя по дорожке она оценивала себя, со стороны так сказать. Платье легкое, прическа высокая, но такая чтобы не дай боги не заболела голова, золотые шпильки использовались как украшение и подчеркнули ее светлые волосы.

В комнате, где лежало тело Мэл, стояли все мужчины брошенного замка, строем выстроившись по стене и опустив глаза, руки по швам, взгляд опущен в пол. Накао отметила, что такого смирения и раболепия она не ожидала, но это ей польстило.

А вот тень Мэлисенты злилась: «Мама? Как вы могли, надо было придумать что-то другое. Нельзя было ее звать, теперь я буду зависеть от ее щедрот, а вы станете ее марионетками».

Но кто же ее услышит? Здесь она бестелесная оболочка, которая с каждым днем становится все светлее и светлее. Вчера Мэл потеряла обоняние, перестала ощущать запахи, а сегодня перестала чувствовать. Когда сквозь нее прошел мальчишка Конрад, она даже не поморщилась, а ведь еще несколько дней назад — это доставляло ей боль.

«Но делать нечего. Я эгоистка, потому лучше буду наблюдать. Меня никогда не учили магии, я училась сама, потому сейчас мне остается лишь ждать и запоминать».

А Накао осмотрела дочь: — Сколько дней осталось?

— Три.

— Значит, после сегодняшнего останется всего два. Хорошо, приступим, — Накао встала рядом с телом Мэл и закрыла глаза, ее ладони повернулись к небу и она тихонько запела. Непонятные простым смертным звуки лились из ее рта, а стоящая рядом Мэл, вдруг закричала, ухватившись за голову. Ей было больно, ее будто сейчас разрывало на кусочки, ее дух будто пропускали через жернова магии, разрывая на кусочки. Она кричала, схватившись за голову и пытаясь устоять на негнущихся ногах. Потом обратилась к Накао и стала просить отпустить ее и не мучить больше, что возвращение очень сложная магия и она согласна умереть, только не испытывать такие муки. Но Накао стояла перед ней, не замечая ни ее криков, ни рук Мэл, которыми она пыталась заставить ее посмотреть на нее, и которые не могли ей причинить никакого вреда, она пела с закрытыми глазами, взывая к силам или к богам… А потом Мэл увидела над своим неподвижным телом, лежащим на кровати, водоворот, который затягивал ее дух, она попыталась ухватиться за стоящую рядом матушку и тут же была брошена твердой рукой внутрь этого водоворота, а голос Накао усилился, теперь в ее голосе слышались грозные нотки, руки двигались вперед и назад, над телом Мэл, а душа Мэлисенты кружилась в водовороте, всё ниже спускаясь к кровати.

Мэл уже не сопротивлялась, она закрыла глаза, и отдалась на волю магии призыва, понимая, что боль лишь временная мера, чтобы вернуть ее в тело.

Накао сквозь закрытые веки наблюдала за телом дочери, вот она сделала вдох и тут же открыла глаза: — Ну, вот и все. Теперь еще пару дней, она не сможет вставать, слишком долго была вне тела, — она повернулась к мужчинам, становившимся на колени и преклоняющим головы в знак почтения и благодарности. — Все хорошо, можете встать. Ваша госпожа должна гордиться вами, вы правильно поступили, придя ко мне. Я все-таки ее мать, потому мой долг спасти свою дочь.

«Мать? Да ты сюда пришла, чтобы потом вернуть этот долг жизни» — о, если бы Мэл могла сейчас встать и высказать все что думает об этой женщине, но она лишь закрыла глаза и облизала вдруг ставшими сухими губы.

А Накао уже давала указания, какую пищу нужно Мэлисенте давать в последующие несколько дней, рассказывала, что ее нужно учить ходить постепенно, потому что мышцы за эти несколько дней отрафировались, да и возрождение в теле души, всегда сопряжено со многими трудностями. Ей нельзя перенапрягаться, она должна получать хороший уход. Тайи за всех стоящих у стены мужчин с поклоном ответил, что они будут стараться и всегда ждут госпожу с инспекцией, чтобы проверить, что они хорошо заботятся о Мэлисенте. Накао даже засветилась от счастья. Ей дали сейчас возможность приходить сюда внепланово и без приглашения? Она о таком даже не мечтала.

— Матушка, простите за просьбу, но прошу не распространяйтесь о том, что моя сестра жива. Я боюсь нового покушения, а в этом состоянии Мэлисента вряд ли сможет себя защитить, мы не переживем, — Тайи опять склонил голову.

Накао провела рукой по шелковым волосам сына и улыбнулась: — Хорошо, мой мальчик. Обещаю навестить вас через пару дней, а сейчас хорошо позаботься о своей сестре.

Когда за Тайи и Накао Стаакс закрылась входная дверь, мужчины отмерли, выпрямляясь и тут же падая на пол. Кто-то был ранен и держался лишь на гордости, кто-то не спал ни днем, ни ночью и сейчас готов был уснуть прямо здесь у ее кровати, радуясь, что у него будет будущее. Но они как коршуны следили за всеми действиями госпожи Стаакс и видели, как открыла глаза Мэл и тут же их закрыла, взглянув на мать, слышали ее вздох и хоть и не было сил радоваться, но каждый был счастлив. Эти несколько дней были для всех живущих в замке, самыми тяжелыми.

Каждый мужчина понимает, что его жизнь ничего не стоит в этом мире, но каждый всегда надеется стать счастливым, видеть смех любимой и чувствовать ее пальчики у себя на шее. Даже Атис, которому не выпала доля стать ее мужем или советником но, увидев в каком состоянии была Мэл, еще семь дней назад, заплакал, стоя на коленях у ее кровати. Питер, который почти умер от меча пронзившего его грудь, приполз к ней и сел на пол у ее ног, требуя чтобы ему дали умереть здесь, рядышком. Анн пришлось применить магию, чтобы успокоить этого буйного больного и уложить спать у окна, прямо на расстеленный матрац, боясь, что он опять начнет ползти по коридорам замка, рана откроется и к тому времени, когда Мэл проснется, у нее не будет советника. Хотя может это и к лучшему… Но отвечать на ее вопросы и видеть ее слезы он не сможет, так