– Милая, доктор скоро подойдет. Хочешь пить? – Мама вернулась в палату и кружила вокруг нее, словно Никки была как минимум при смерти.

– Очень. – Она немного приподнялась под взволнованным маминым взглядом. – Что говорят врачи?

– Что ты легко отделалась. Пару дней понаблюдают и отпустят.

– Пару дней? Сегодня же Новый год, – Никки недовольно скривилась, понимая, что праздник придется встретить в больнице. По правде говоря, это не первый Новый год, или Рождество, или День благодарения, или даже собственный день рождения среди капельниц и медицинского персонала. За столько лет, что болел отец, они многое успели сделать в больничных стенах. И именно поэтому очередной Новый год, который придется встретить тут, отдавал горечью отчаяния и безнадеги.

– Прости, милая, – виновато улыбнулась мама, словно от нее хоть что-то зависело или это она стала причиной их пребывания здесь. – А еще врачи просили по возможности убрать людей, что караулят у больницы…

– Каких людей?

– Артур говорит, что это фанаты твоих музыкантов. Они пришли поддержать тебя – вторая семья и все такое.

Никки с трудом понимала, что происходит. Много времени ушло на то, чтобы идентифицировать в Артуре друга Мейси, затем понять, что все ее друзья в больнице. Но, когда пришло осознание того, что фандом караулит здесь, чтобы поддержать ее, Никки едва не подскочила к окну, чтобы увидеть все своими глазами.

– Вот уж… Семейка! Мам, сходи к ним, пожалуйста. Скажи, что я в порядке, и отправь по домам, праздник все-таки. И передай, что я очень благодарна – я еще в «твиттер» напишу обязательно. Поверить не могу!

– Знаешь, Мейси просила не давить на тебя по поводу твоего фанатства… И я сомневалась, – Лайза присела на край кровати, поглаживая Никки по волосам, словно ей снова было пять. – Я испугалась всего этого. Отсюда – из взрослой жизни – все твое увлечение выглядит немного глупо. Особенно когда случается что-то ужасное. – Никки хотела возразить, но мама не позволила ей превратить момент откровения в ссору. – Дослушай меня, хорошо? Я правда хотела взять с тебя слово, что ты это бросишь. Но ведь тогда у тебя не было бы таких замечательных друзей, как девочки, – они тут всю ночь пробыли и, видимо, не собираются уезжать. И все эти люди – они ведь даже тебя не знают, но переживают! Как я могу просить тебя отказаться от всего этого?

Никки и сама не осознавала, куда ее привело фанатство, пока мама не озвучила это. Да, она часто говорила, что музыка ее спасла, что Семейка – прежде всего, но последние полгода стали той самой настоящей жизнью. Рядом с ней находятся люди, которых раньше она не могла бы представить в качестве своих друзей, а теперь не может представить жизни без них. Николь позволила себе быть слабой, эмоциональной, благодарной – она заплакала в объятиях мамы, прощая глупым фанатам их оплошность в виде сломанных ребер.

– Простите, врач сказал, что мы можем зайти. Но если мы не вовремя…

Этот голос она могла узнать, даже будучи в коме, но сейчас все происходящее казалось сном, игрой воображения, последствием травмы (как ребра могли повредить мозг, Никки не задумывалась). Мама поспешно стерла слезы с ее лица и обратилась к посетителям:

– Думаю, Николь будет рада вам в любое время.

Мама узнала их – по многочисленным фото в ее комнате, по видео, что смотрела Никки. Значит, это не было злой шуткой уставшего сознания – в ее палате действительно был… Томас? Осторожно открывая глаза, Никки осознала, что она все-таки ошиблась: прямо перед ней стояли «Tricksters» в полном составе: Томас, Кейси, Аарон, Ник и Грег.

– Ничего себе! – только и смогла проговорить она, во все глаза рассматривая любимых музыкантов. Они выглядели совсем обычными людьми, находясь здесь, а не полубогами, как всегда казалось на выступлениях и телешоу.

– Пойду спущусь к вашим… поклонникам, – тут же заторопилась мама. Грег перехватил ее у самой двери, что-то шепнул на ухо, и мама благодарно закивала. Подробности этого разговора Никки решила выведать потом, а сейчас обратилась к самым важным гостям в больнице:

– Я не слышала криков, как вы прошли незамеченными?

– Черный вход и бывший одноклассник в должности одного из ведущих врачей этой больницы, – сообщила Кейси, присаживаясь на стул у кровати Николь. – Хотели навестить тебя лично.

– Так себе местечко для meet-and-greet[1], скажу я вам! – Никки и сама не понимала, откуда в ней эта легкость шутить рядом с теми, кого она почти боготворила. То ли ее положение, то ли пережитый стресс так на нее влияли, но она знала наверняка – будь это обычная встреча в рамках концерта, она бы плакала и улыбалась одновременно, лепеча какой-нибудь банальный бред.

– Шутишь? – отозвался Томас, и у Никки внутри все замерло. – Никаких других фанатов, ограничений по времени, и декорации для фото эксклюзивные.

– И вид у меня тоже эксклюзивный… – Никки очень хотелось верить, что выглядит она хотя бы нормально – про макияж и прическу даже думать не приходилось. Хорошо еще, если вчерашние стрелки не стекали сейчас черными полосами по щекам.

Аарон, устроившись в самом дальнем углу, хмыкнул, глядя в телефон.

– Все-таки время ограниченно, – его голос звучал так приятно, и Никки даже пожалела, что он только играет на басу, но почти никогда не поет. – Кто-то нас все-таки заметил, так что скоро здесь соберутся не только фанаты, но и папсы[2].

– И напишут, что все это – показательная акция, – вздохнула Кейси. Николь обвела участников группы взглядом: они ведь были просто людьми, немного уставшими и действительно переживающими. Она улыбнулась, чтобы они даже думать не смели, что она может считать так же.

– А иначе они бы написали, что вам плевать на все, кроме денег. Всегда будут эти дурацкие статьи и те, кто им верит. Мне жаль их – тех, кто не видит, что вы настоящие, а не дурацкие образы.

– Все артисты – это образы, – внезапно возразил Томас, и Никки недоуменно на него уставилась: она тут их защищает, а выходит, что зря? – Просто разноотдаленные от реальной личности.

– В смысле? Вы ведь всегда так искренне говорите, пишите песни о том, что происходит в жизни, открываетесь на сцене. Только вот не говорите, что это все – игра, иначе уже я переломаю вам ребра!

– У нас лучшие поклонники, – усмехнулся Ник без намека на обиду или злость.

– Николь, – Томас пододвинул к кровати один из стульев для посетителей и «оседлал» его, укладывая руки на спинку. Никки смотрела на расстегнутый ворот рубашки, но никак не могла себя заставить встретиться с ним взглядом. – Невозможно быть откровенным на сто процентов, когда ты публичный человек. На сцене все играют роли, просто кто-то – чужую, а кто-то – иную версию своей. Ты же понимаешь, что у нас – семьи, друзья, с которыми мы общаемся так, как не можем, например, на интервью или с фанатами. Да и песни… Когда ты пишешь о том, что происходило или происходит в твоей жизни, ты выбираешь моменты, ловишь эмоцию и возводишь ее в абсолют. Это всегда лишь часть истории, вырванная из контекста. При этом она не становится менее правдивой и откровенной. Так что да, даже самый настоящий артист – это образ. Просто образ его самого, который отличается от просто человека.