Папа задумался над этим вопросом, поморгал и ответил:

– В кресле, например, или, на худой конец, на ковре перед камином в гостиной для персонала. Да где угодно, только не в этом проклятом саркофаге!

Все так, но ни в кресле, ни на ковре от черной магии не спасешься. Конечно, у меня были при себе амулеты, но я засомневалась, хватит ли их силы, чтобы отогнать разбушевавшихся злых духов. Но и этого, разумеется, я папе сказать не могла.

– Знаешь, папа, я уверена, что Меннат не обидится.

– Что еще за…

– Это юная жрица, которой принадлежит саркофаг, – пояснила я. – Она была из храма Таверет, египетской богини – защитницы детей. Представляешь, под какой защитой я была в этом саркофаге!

Папа раздраженно фыркнул, а затем ушел и закрыл за собой дверь. Я, конечно, могла бы отстаивать свою точку зрения и более настойчиво, но не хотела рисковать, иначе папа мог бы вспомнить, что на самом деле я должна спать не в музее, а в школе-интернате, как все другие примерные девочки. Но я любой ценой стремилась избежать разговора на эту тему.

Я перелезла через высокую каменную стенку саркофага, занимавшего половину моей комнаты. Да, это когда-то действительно был чулан, но им никто не пользовался, и я, можно сказать, захватила его. Помимо саркофага, здесь хватило места для маленького письменного столика и даже небольшого старого умывальника, который отыскал для меня наш сторож Флимп. Он же вбил в стенки чулана несколько гвоздей, на которые я могла повесить свои платья и передники.

Умываясь, я поняла, что проспала свой лучший шанс незаметно пробраться в отцовскую мастерскую. А до той статуи мне необходимо было добраться, причем как можно скорей. Я посмотрела на свои часы. Мама должна приехать через пять часов и пятьдесят семь минут, и наверняка она привезет с собой целую кучу новых артефактов – так принято называть найденные на земле или под землей сделанные древними людьми предметы. Нетрудно угадать, что многие привезенные мамой артефакты будут заражены черной магической силой, которая тут же начнет разливаться по всему музею. Да, медлить нельзя. Я натянула перчатки, поправила их и вышла из своего чулана навстречу новому дню.

Следующая возможность проникнуть в мастерскую появилась у меня тогда, когда папа отправился на поиски чашки чая. Обычно приблизительно в это время я каждый день сама приношу ему эту самую чашку, но сегодня мне было нужно, чтобы папа лично отправился за чаем, и моя задумка сработала, представьте себе!

Я украдкой вошла в мастерскую. Она казалась пустой, если не считать стоявших на верстаках и полках артефактов, попавших сюда на реставрацию. Я уже почти добралась до ящика, когда меня остановил раздавшийся за моей спиной мерзкий голос.

– Где она?

Я обернулась. В дверном проеме стоял Клайв Фагенбуш – по его виду можно было подумать, что он ожидал меня.

– Что где? – спросила я.

– Статуя, – пояснил Фагенбуш, то и дело переводя взгляд с моего лица на свиток папируса, который я держала в руке. Затем Фагенбуш широко шагнул вперед и выхватил у меня этот папирус.

Я не успела открыть рот, чтобы запротестовать, как раздался новый, такой знакомый голос.

– В чем дело, Фагенбуш? Отдайте Тео ее папирус, – с этими словами, хмуря брови, в мастерскую вошел Найджел Боллингсворт.

Я уже говорила вам, что обожаю Найджела Боллингсворта? Скажу еще больше – я думаю выйти за него замуж, как только немного подрасту. Правда, ему я об этом еще не сообщила. Папа попросил, чтобы я не делала этого. Ну, если честно, то папа, когда я ему рассказала обо всем этом, выразился несколько иначе. Он сказал: «А вы уверены в том, что кто-нибудь вообще захочет жениться на вас, мисс Непоседа?» Впрочем, ладно.

– Я думал, что она взяла то, что ей не положено, – пробормотал Фагенбуш.

– Теперь вы видите, что это не так. Будьте любезны, отправляйтесь вниз и приготовьтесь принять экскурсию. Сегодня у нас будут воспитанники из Хеджвикской школы для трудных подростков. Надеюсь, вы помните, что здесь творилось во время их последнего посещения.

Фагенбуш недовольно поморщился, прикусил губу, сунул мне в руки отобранный папирус, развернулся на каблуках и вышел.

– С тобой все в порядке, Тео? – спросил Найджел.

– Да, мистер Боллингсворт, – ответила я, с благодарностью глядя на него. – Большое вам спасибо!

Я демонстративно потерла себе запястье, чтобы Найджел понял, какой ужасный грубиян этот Фагенбуш. Если честно, то запястье у меня вовсе не болело.

– В таком случае отлично. Так держать, – Найджел одарил меня своей лучезарной улыбкой и тоже вышел из мастерской.

Вот он, долгожданный случай! Не медля ни секунды, я вытащила из ящика статую, завернула ее в свиток папируса и направилась в читальный зал на первом этаже. Всю дорогу я высматривала, не покажется ли Фагенбуш, но этот змей не появился, очевидно, забился, свернувшись клубком, под какой-нибудь камень.

Конечно, очень неплохо и даже полезно знать, что на какую-то вещь наложено проклятие, но тут встает вопрос: а что, собственно говоря, с этим проклятием делать? Папа учил меня, что если не находится ни одного ключа, позволяющего прийти к серьезным выводам, остается один путь – проводить исследования. Десятки, сотни, тысячи исследований. Разумеется, папа не знал, что я возьму его совет на вооружение, но как бы то ни было, исследования были моим единственным способом защиты.

Когда совсем маленькой я впервые начала приходить в музей, он пугал меня, хотя в то время я еще не могла даже понять, почему именно. Теперь-то, разумеется, я знаю, что мне дано ощущать наполняющие это место темные магические силы и не нашедших покоя духов. А тогда… тогда я понимала лишь одно: если родители догадаются о моих страхах, они перестанут брать меня с собой в музей, и если это случится, я никогда, никогда их больше не увижу! И я поклялась всегда держать свои страхи при себе.

Годами мои родители думали, что я постоянно простужена, потому что я всегда начинала дрожать, приближаясь к музею. Я до сих пор не знаю, почему проклятия и злые духи не причинили мне вреда, в то время как они навредили огромному числу работавших у нас в музее младших хранителей и клерков. Большинство из них стали жертвами несчастного случая или тяжело заболели. А двое или трое даже сошли с ума. К счастью, мои мама и папа избежали судьбы своих подчиненных. Как мне думается, мама уцелела потому, что без нее артефакты – вместе с лежащими на них проклятиями и сидящими внутри злыми духами – так и оставались бы закопанными глубоко под землей, никогда не попали бы в музей и, следовательно, не смогли бы причинять вред людям. Возможно, все эти темные силы выражали таким способом нечто вроде благодарности моей маме, хотя она не имела ни малейшего понятия о том, что она действительно сделала.

Папе повезло меньше, для этого достаточно вспомнить о том, как он сломал ногу, скатившись кубарем по лестнице. Позже папа говорил, что ему показалось, будто кто-то просто столкнул его вниз. Я не сомневаюсь, что именно так и было, не знаю только кто – или что. Впрочем, слишком сильно злые духи папу не трогали, ведь он тоже был для них полезен – целыми сутками реставрировал артефакты, которые заселяли злые духи, возвращая им былой роскошный вид.