известно, что добавление английской соли помогает вывести токсины.

Возможно, ему нравилось хорошо пахнуть.

Он воплощал и бросал вызов имени «Джонни». Он был мужчиной, который точно знал, чего хочет в постели, поэтому брал это, и если он хотел сменить позу или расположить тебя по-удобнее — он делал это.

Так что, пусть принимает столько ароматических ванн, сколько хочет.

Вернувшись обратно в общую комнату, я обнаружила, что он все еще стоит у перил балкона. Теперь он выпрямился, но оперся рукой о перила, держа кружку с кофе высоко, близко ко рту, но не потягивая, а все еще созерцая открывающийся вид.

Я быстро осмотрелась по сторонам.

Повсюду мебель середины прошлого века. Но не та, что он унаследовал, переехав сюда. Она была новой. Красивой. С четкими линиями. Квадратной формы. Без выкрутасов. Из твида, кожи и светлого дерева. Все, включая кровать, обилие книжных полок (забитых книгами под завязку) и мягкое кресло в углу, было аккуратным и элегантным, будто Джонни попал на аукцион вещей из сериала «Безумцы» и обставил ими свой дом.

Выглядело невероятно круто.

Кухня осталась нетронутой. В ней не было ничего модного. Никаких бетонных, гранитных или мраморных столешниц. Никаких причудливых шкафов с потайными дверцами. Простые столешницы, которые были такими старыми, что везде были гладкими, а в часто используемых местах деформированными и волнистыми. Шкафы с застекленными и открытыми полками.

Хотя он заменил бытовую технику: посудомоечная машина из нержавеющей стали, холодильник и плита были высокого качества и дорогими, если не первоклассными.

Я заметила кофе. На открытой полке над кофеваркой стояли белые кофейные кружки, а на столешнице — бутылка сливок.

Подойдя туда, я налила себе кружку.

Когда я направилась к балкону, то Джонни больше не пребывал в мирном созерцании зеленых окрестностей дома с водяным колесом и с блеском обставленной ванной комнатой, за которую можно умереть.

Должно быть, он заметил, как я передвигаюсь по дому, возможно, еще тогда, когда я встала с постели и пошла в ванную. Но, несмотря на это, его взгляд теперь был направлен через окно.

На меня.

Я открыла стеклянную дверь и вышла, закрыв ее за собой и оглянувшись на Джонни, но остановилась, потому что он смотрел на свою футболку на мне.

Возможно, такая интимность и то, что я налила себе кофе (а также сходила в ванную, воспользовалась зубной пастой и жидкостью для полоскания рта), не приветствовались.

Я никогда не заводила интрижку с первым встречным. Не при моей жизни. Я ходила на свидания. У меня было твердое правило пяти свиданий еще до того, как меня начинали лапать (в основном, из-за застенчивости, но также и из-за моей скромности, которая была неотъемлемой частью меня, что и являлось причиной моей застенчивости), поэтому я, очевидно, не бросалась в койку к мужчине через пару часов после знакомства с ним.

Я не знала правил, когда ты просыпаешься в постели почти незнакомого мужчины, каким бы красивым, вежливым или хорошим слушателем он ни был.

— Хоть я ценю вид этих великолепных ног, не говоря уже о твоих волосах, я бы предпочел, чтобы ты тащила свою задницу сюда, Иззи.

Эта забавная команда вывела меня из оцепенения, и я медленно двинулась босиком по прохладному раннему летнему воскресному утру к Джонни Гэмблу.

Он не убрал руку с перил, но поставил на них кружку, чтобы свободной рукой обхватить меня за талию.

Крепко прижав меня к себе, он склонил голову и посмотрел на меня сверху вниз.

Мне это понравилось. Будучи высокой, я не так часто встречала мужчин, смотревших на меня сверху вниз, которым приходилось для этого еще и склонить голову.

Должно быть, рост Джонни — шесть футов два дюйма, может, даже шесть и три.

Да, мне это очень понравилось.

А еще мне нравилось тепло его тела. Ночью я заметила, насколько тепло с ним в постели, и это было приятно (хотя, с его талантами было много чего приятного, но все же).

И последнее: мне понравилась его твердость, и это включало в себя не только его крепкое телосложение. Но и то, как он смотрел мне прямо в глаза, сразу же обнял, заставив чувствовать себя желанной гостьей, будто был рад, что я воспользовалась его зубной пастой, его жидкостью для полоскания рта (хотя он этого еще не знал…), налила себе кофе, проснулась голой в его постели.

Он не собирался запихивать меня в свой грузовик, везти обратно к моей машине, оставленной в городе, и бежать от меня без оглядки.

Это было что-то другое.

Это было…

Это было началом чего-то.

Я расслабилась в его объятиях.

— Привет, — прошептала я.

Его губы дрогнули.

— Привет. — Он скользнул рукой вниз по моему боку к бедру и спросил: — Хорошо спалось?

Я кивнула, потому что так оно и было, но также и потому, что движение его руки так сильно завладело моим вниманием, что я не могла говорить.

Когда его пальцы нащупали подол футболки и потянули ее вверх, — это привлекло еще больше внимания.

Поэтому мой вопрос прозвучал несколько пискляво, когда я спросила:

— А ты? То есть, тебе хорошо спалось.

Я почувствовала, как у меня вспыхнули щеки, и это не укрылось от Джонни. Я поняла это по мерцанию его черных глаз, когда кончики его пальцев наткнулись на пояс моих трусиков.

— Я отлично выспался, — пробормотал он, а затем, не колеблясь, продолжил: — Трусики?

— Что? — спросила я, сбитая с толку его вопросом, возможно, потому, что его пальцы приятно скользили по поясу предмета одежды, который мы странно обсуждали.

— Трусики, — повторил он, на этот раз без вопроса.

— Да, это, э-э… мои трусики, — подтвердила я.

Мой ответ подарил мне яркую, белозубую, красивую улыбку.

— Детка, зачем ты надела трусики?

Я моргнула, глядя на него снизу вверх.

Его пальцы скользнули за пояс, слегка прикасаясь к моей попке.

Мои губы приоткрылись.

— Милая, застенчивая Элиза, — пробормотал он, будто говорил о ком-то другом, даже если смотрел прямо мне в глаза. — Придется избавить тебя от этого.

Да.

О, боже, пожалуйста, пусть это будет «да».

Пусть это будет началом чего-то.

— Голодная? — спросил он непринужденно.

Я кивнула, на самом деле не зная, была ли я голодна. Но точно зная, что мне нравилось тепло и собственническое прикосновение его руки в моих трусиках.

— Хочешь трахнуться до или после того, как я тебя покормлю? — спросил он.

Мои ноги задрожали.

Он почувствовал это, я знала, потому что это вызвало у него еще одну улыбку, на этот раз менее милую и намного