В середине этого я потеряла ощущение наполненности и оказалась на спине.

Я услышала, как открылся ящик тумбочки, шуршание фольги, потом это ощущение вернулось.

Но не с его пальцем.

А с его членом.

Первый раз прошлой ночью был быстрым, голодным, настойчивым и впечатляющим.

На этот раз мы начали медленно, жарко, неторопливо и захватывающе.

Но сейчас это было жгуче, грубо, дико и совершенно неконтролируемо.

И невероятно.

Обхватив мои запястья и резко заведя их над моей головой, Джонни прижал их к матрасу своим весом, чтобы удерживать меня, в то же время давая себе опору, и врезался в меня. Одним толчком войдя до основания. Врезавшись пахом в клитор, снова подталкивая к краю, так что у меня не было выбора, кроме как вцепиться в него всем, что у меня было, держаться изо всех сил и в то же время повторять его имя, умоляя не останавливаться, никогда не останавливаться.

И я делала это, пока мой оргазм длился и длился, пока он полностью не захлестнул меня, и я вообще не могла говорить. Я могла лишь держаться и чувствовать великолепие кульминации, охватившей меня — нас, — когда он застонал мне в шею и усилил свои последние толчки.

Когда мои силы ослабли, а его закончились, он рухнул на меня всем весом, его пальцы на моих запястьях не разжимались, все еще приковывая их к кровати.

И я не возражала.

Я приняла его вес, его тепло, его путы, потому что он был мужчиной с великолепной улыбкой. У которого был свой подход к дизайну интерьера, который был мужественным и уверенным, интересным и крутым. У которого было водяное колесо. Который открыл дверцу своего грузовика, чтобы усадить меня, а потом закрыл ее. Который не смотрел на хорошеньких девушек, проходивших мимо нас в баре, пока слушал меня. Который заставил меня почувствовать себя сексуальной. Который заставил меня почувствовать себя красивой. Который заставил меня чувствовать себя настолько не обремененной всем грузом, который я несла, что мне захотелось взять верх, скользнуть его пальцем внутрь себя и объездить его, пока он смотрел. Который позволил мне взять верх, скользнуть его пальцем внутрь меня и объездить его, пока он смотрел. И которому это так сильно понравилось, что его охватило желание взять меня грубо, прижав к своей кровати.

С ним я была такой девушкой.

Девушкой, которая могла пофлиртовать с красивым мужчиной и набрать очки четырьмя использованными презервативами. Девушкой, которой он даже не позволил сделать глоток кофе, потому что ему не терпелось поцеловать ее и отнести обратно в свою постель.

Я чувствовала свободу и легкость, и ощущала себя сексуальной, желанной, забавной, и что я чего-то стоила.

Я не была Элизой Форрестер, смиренной дочерью хиппи, чопорной, правильной и ответственной старшей сестрой дикого ребенка.

Я была Иззи Форрестер, — свободной, непринужденной, сексуальной и желанной, — девушкой, которая могла подцепить красивого мужчину со сказочным домом в лесу, и этот мужчина не мог ею насытиться, и после одного вечера в баре за «маргаритой» и пивом и одной проведенной вместе ночи, у них что-то начиналось.

Пока я наслаждалась этими мыслями, постепенно я начала осознавать, что Джонни не двигается.

Это было странно, и во вспышке паники я подумала, что мне повезло не просто переспать с самым великолепным мужчиной, которого я когда-либо видела, но и убить его интенсивным, потрясающим, великолепным сексом.

Неужели я довела его до сердечного приступа?

— Джонни? — позвала я осторожно и немного неуверенно, чувствуя, как приспосабливаюсь к его весу.

Он мгновенно пошевелился. Не отпуская моих запястий, но двигая мои руки вниз, чтобы согнуть их в локтях, — более удобное положение, — в то же время чудесным образом перенося свой вес на руки.

Он не отрывал лица от моей шеи, но приблизил губы к моему уху и спросил:

— Ты в порядке?

— Да, — прошептала я.

Наконец, он поднял голову, и мне понравилось, что выражение чистого секса исчезло, его место заняло ленивое удовлетворение, но на его лице все еще виднелась обеспокоенность.

— Я жестко тебя объездил, детка, — пробормотал он.

— Да, — согласилась я.

Его пристальный взгляд скользнул по моему лицу.

— Я в порядке, — тихо подтвердила я, а затем слегка улыбнулась и в то же время обняла его так, как только могла, подтянув ноги там, где они были обернуты вокруг его бедер.

Я совсем не знала его — ну, с библейской точки зрения, можно сказать, я знала его относительно хорошо, — но в остальном я его не знала. Тем не менее, я могла бы поклясться, что увидела в его глазах вспышку тревоги, прежде чем он пробормотал:

— Надо избавиться от презерватива.

После этого он выскользнул, отпустил мои запястья, высвободился и без дальнейших церемоний слез с меня, встал с кровати и голым направился в коридор.

Никакого поцелуя.

Никаких объятий.

Никаких нежных ласк и тихого шепота.

Чувствуя легкий холодок, я лежала в постели, глядя ему вслед и продолжая смотреть после того, как он исчез в ванной. Это было как в фильмах, когда случается что-то плохое и вместе с этим приходит холод, сначала замораживающий угол окна, медленно, но затем с треском быстро распространяющийся, покрывая весь дом.

За исключением того, что мороз охватил мое тело.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что, возможно, у меня и нет большого опыта, но его достаточно для того, чтобы понять, что мужчине не требуются годы, чтобы избавиться от презерватива.

И по этой причине я резко села в постели, выискивая глазами что-нибудь, чем можно было бы прикрыться.

На одной стороне кровати я увидела свои трусики, на другой — его футболку, спортивные штаны и нашу одежду, сброшенную прошлой ночью.

У меня не было времени полностью одеться, поэтому я перекатилась к одежде, схватила его футболку и натянула ее, одновременно бросаясь вокруг кровати, чтобы схватить трусики.

Я поправляла их на бедрах, когда Джонни вернулся из коридора.

Он подошел прямо к своим штанам, и то, как он взглянул на меня, не избегая встречаться со мной взглядом или игнорируя мое присутствие, — было уже хорошим знаком.

Он схватил штаны и, нацепив их, спросил:

— Любишь яичницу с беконом?

— Моя мама была веганкой.

Он остановился в процессе завязывания шнурка на поясе и уставился на меня.

Его волосы теперь еще больше растрепались, падали на лоб и почти закрывали глаза.

Взъерошенный вид делал его еще более красивым, чем раньше, особенно, когда я точно знала, отчего он так выглядел, более того, принимала в этом