Однако, Маслов был настроен решительно. Он уверял, жена точно от него что-то скрывает. Бедняга сильно переживал из-за этого, и Саша решила ему помочь.

Взяла больничный по причине резко обострившейся мигрени, приступы которой она вполне знала, как описать, и почти неделю наблюдала за Анной Степановной. Даже сделала несколько снимков на старенький фотоаппарат, который приобрела для себя несколько лет назад. Маслова действительно уходила из дома, но ни с кем не встречалась. Просто сидела в парке. Саша решила, скорее всего, Анне Степановне тоскливо из-за того, что муж сейчас особо занят. Работа над специальным проектом шла полным ходом. Пленку девушка отдала Маслову и отругала его. За то, что придумывает глупости, не доверяя жене.

Именно поэтому, Комарова была уверена, случись у Льва Ивановича серьезный скандал с женой, он рассказал бы в первую очередь об этом ей. Но уж точно не Ведерникову.

Ну, и конечно, Нина Ивановна чисто физически не смогла бы нанести столь точный удар в сердце. Даже если допустить, что действовала она в состоянии аффекта. Да, бывает, в такие моменты сила человека увеличивается многократно. Однако, опыт рукопашного боя не появится никак. А если начать копать дальше, то подобных нестыковок появится еще больше.

Соответственно, как и Максим Сергеевич, Саша была уверена, Ниночка либо кого-то выгораживает, причем, ценой своей свободы, либо действительно хочет спрятаться так, чтоб до нее не смогли добраться. В любом случае проблема имеется, это несомненно. И ее надо решить.

А Саша идет, веселится, как дурочка, радуясь непонятно чему. Но ощущение бестолкового, глупого счастья, которое распирало ее изнутри, девушка никуда деть не могла. Оно, это ощущение, лезло из нее во все стороны. Будто Саша не обычный человек, а заморская рыба-еж. Счастье топорщило свои иглы, пробиваясь сквозь привычную маску безразличия.

Дело всего лишь в Максиме Сергеевиче. Вернее, в том, что между ними произошло. Вообще, если бы Саша знала раньше, как здорово чувствовать себя нужной, необходимой, то давным-давно явилась бы к Беляеву в номер. Столько времени потратили на ругань. Зря…

Единственное, что беспокоило, это некоторые тайны, остававшиеся между ней и Максимом Сергеевичем. Рано или поздно, встанут вопросы, на которые ей придётся ответить. Но с другой стороны, должен Беляев ее понять. Должен. В любом случае. Речь ведь не только о самой Саше, но и о ее родителях.

Им просто надо откровенно поговорить. Вот и все. Теперь это даже необходимо сделать.

Девушка протянула пропуск табельщице, задумчиво глядя вдаль. Ждала, пока та сделает отметку и уберет личную карточку в специальный карман.

— Ты сегодня сама на себя не похожа. — Сказала вдруг Маруся.

Она единственная из табельщиц была молодой. Остальные — прямо хорошо за сорок. Такое чувство, будто работа эта требует непременно большого опыта. Хотя, что там сложного? Отмечай время, да пропуски складывай.

— Почему? — Саша отвлеклась от своих мыслей и посмотрела на девушку в серой тужурке, которая сидела в кабинке. Через эту кабинку сотрудники проходили на территорию.

— Не знаю. Это тебя надо спросить. Светишься вся, вон. Аж глаза режет, какая физиономия счастливая. Мужика, что ли, отхватила стоящего? — Маруся подмигнула с намеком.

Саша пожала плечами, мол, глупости это все, и пошла к зданию управления. Светится…может и так. Она даже чувствует себя какой-то обновленной.

Но самое интересное, при том, что из гостиницы Саша ушла буквально чуть больше часа назад, она уже соскучилась по Максиму Сергеевичу. По Максиму…

Утром, когда проснулась, не стала его будить. Он спал, пристроившись в неудобном кресле, но при этом хмурился и скрежетал зубами. Снилось, наверное, что-то. Саша сама спала так крепко, что даже не услышала, когда Беляев вернулся. Выбралась из шкафа, прилегла на постель, закрыла глаза, а открыла, когда за окном было светло.

В любом случае, Комарова приняла для себя решение. Им надо, наконец, поговорить. Обо всем. Беляев — комитетчик. Вопрос этого, всем необходимого, списка однозначно со дня на день встанет. Не хотелось бы из-за него снова разругаться. Поэтому ей нужно просто объяснить Максиму. Что в числе нелегалов, отправленных за границу, были и ее родители. Вот еще одна причина, по которой и сам Виктор Николаевич, и Саша просто не могли свободно передать сведения кому-либо. Только однозначно надежным, проверенным людям. А таких не имеется. Не имелось, точнее говоря. Саша надеялась, что Максим, наконец, станет тем, кто поможет ей со всем разобраться.

Дед, конечно, буквально плевался во все стороны и ужасно злился. По поводу того, что его сын и невестка сделали такой выбор.

— Патриоты херовы. Родину они хотели защищать. Ребёнка надо было защищать, а не Родину! Дитя сообразить ума хватило, а вырастить, хренушки!

О том, что родители не погибли, Саша узнала в пятнадцать лет. И это было… Наверное, ударом для нее. Особенно, по началу.

С раннего детства она жила с мыслью, мать и отец погибли в результате ужасного стечения обстоятельств. Отправились в горы, где из-за природных изменений сошла лавина. И все. Ребенок остался сиротой. Из близких — только дед. Саша их вообще не помнила. На момент, когда это случилось, ей было всего два года. Но фотография, на которой изображены улыбающиеся молодая женщина и мужчина, всегда стояла возле ее кровати.

И вдруг такая новость.

Они тогда с дедом в очередной раз поругались. Саша не понимала, почему ей приходится вести столь странный образ жизни. Все эти занятия, секретные тренировки в лесу, бесконечные требования деда запомнить то, выучить сё. У нее и детства, как такового, не было. Постоянно в режиме бесконечной гонки. Языки — три штуки. Английский, немецкий, французский. Математика — отлично. Других оценок дед не признавал. Физика — отлично. Грамматика, история, литература — отлично. Саша иногда терялась от того, насколько высокие требования были у Виктора Николаевича. Более того, он заставлял ее изучать этикет, правила поведения за столом, основы мирового искусства. В общем, такое чувство, что дед готовил девочку либо стать нобелевским лауреатом, причем, по всем направлениям сразу, либо чемпионом по пятиборью. Даром, что мужской вид спорта. Только фехтования не было в списке ее занятий. Даже с лошадьми она дело имела, когда с Виктором Николаевичем на лето уезжала в деревню.

Но стоило Саше заговорить о будущем, дед моментально хмурился и под любым предлогом избегал бесед подобного толка. Саша знала, что сам Виктор Николаевич служил в СМЕРШе, а затем, в Министерстве Государственной Безопасности. Ей такая работа казалась до ужаса интересной. А главное, полезной. Что может быть лучше, чем бороться с врагами своей страны? Поэтому в тайне, Саша мечтала о Высшей Школе Разведки. Просто спала и видела себя в её стенах. Тем более, брали туда только парней. Саша мечтала, как она придёт к экзаменаторам, которые посмотрят на ее подготовку и впервые за всю историю существования Школы возьмут на курс девчонку. Вот это, конечно, будет настоящая победа.

В тот раз, они с Виктором Николаевичем поругались как раз из-за Сашиной мечты. Просто она, по наивности, почему-то решила, дед хочет того же. Иначе, зачем он ее так гоняет? Не выдает пока своих планов из-за сомнений. Вдруг не получится у него уговорить Арсения Васильевича, который на тот момент руководил Школой. Девочка все-таки.

Саша твердо была уверена, дед хочет, чтоб внучка пошла по его стопам. Она заметила, конечно, после ухода Виктора Ивановича на заслуженный отдых, товарищи по службе практически перестали появляться в их доме, но понятия не имела, в чем настоящая причина. Она вообще на тот момент ничего не знала.

Закончив очередной учебный год с отличием, Саша решила, пора поговорить откровенно. Тем более, восьмой класс, как-никак, позади. Она уже сто раз доказала, что достойна Школы. И дед лицом в грязь точно не ударит, когда замолвит словечко.

— Кудаааа⁈ — Виктор Николаевич так протяжно сказал это последнее «а», будто Саша ему сообщила, что собирается сбежать с цыганским табором и кочевать по всей стране.

— В Высшую Разведывательную Школу…Что не так? — Она смотрела на деда, искренне не понимая его реакции. Он буквально в одну секунду покраснел от злости и теперь только что дым из ноздрей не выпускал. Пыхтел, словно