В конечном итоге выяснилось, что в поезде ехало всего тридцать четыре человека — остальные втиснулись вслед за полицейскими. Через полчаса был составлен полный список пассажиров, с именами и адресами, и всем им был задан вопрос, не заметили ли они кого-нибудь или что-нибудь необычное за время пути. Двое вспомнили темнокожего торговца — он сошел в Виченце; один поведал, что на подъезде к Вероне он видел, как из туалета выходит длинноволосый мужик с бородой; еще кто-то видел даму в меховой шапке, сошедшую в Местре, но больше никто ровным счетом ничего необычного не заметил.

Когда все уже было решили, что поезд простоит там всю ночь, и стали протискиваться к телефонам-автоматам, чтобы позвонить родственникам в Триест и сообщить им, что сегодня их можно уже не ждать, локомотив дал задний ход, отъехал в дальний конец колеи и прикрепился к хвосту поезда. Хвост, таким образом, неожиданно превратился в голову. Трое механиков в синей форме забрались под поезд и отцепили последний вагон — тот самый, в котором по-прежнему лежало тело убитого. Вагоновожатый пробежался по платформе, выкрикивая:

— Отправляемся, отправляемся, мы отправляемся, — и пассажиры снова кинулись к вагонам.

Проводник захлопнул одну дверь, потом вторую, а затем и сам запрыгнул в вагон, как раз когда поезд начал медленно отъезжать от платформы. Кристина Мерли тем временем маялась в кабинете начальника вокзала, пытаясь объяснить, почему с нее не надо брать штраф в один миллион лир за приведение в действие стоп-крана.

Гвидо Брунетти узнал о смерти адвоката Карло Тревизана только наутро, причем совсем не так, как полагается полицейскому, а из газет. Сначала он заметил громкий заголовок в «Газеттино», том самом издании, которое дважды печатало хвалебные статьи об участии адвоката в работе муниципального совета. «Убийство адвоката в поезде» — вопил заголовок; «Поезд смерти» — вторила ему «Ла Нуова», всегда склонная к высокопарности. Заголовки бросились в глаза Брунетти, когда он шел на работу. Он купил обе газеты и прочел статьи, стоя на Руга-Орефичи, не обращая никакого внимания на снующих мимо него любителей пройтись с утра пораньше по магазинам. В статьях излагались только факты: застрелен в вагоне поезда; тело обнаружено на отрезке пути над лагуной; ведется расследование. Брунетти оторвался от газеты и рассеянно обвел взглядом прилавки, на которых высились горы фруктов и овощей. «Ведется расследование?» Кто там у нас вчера дежурил? Почему не позвонили ему? Значит, позвонили кому-то из коллег. Интересно, кому?

Он повернулся спиной к газетному лотку и зашагал в направлении квестуры[7], перебирая в уме разнообразные дела, над которыми они сейчас работали, и пытаясь вычислить, кому достанется это новое дело. Сам Брунетти почти завершил одно дело, по масштабам Венеции некрупное, связанное с широко раскинувшейся паутиной взяточничества и коррупции, плести которую начали в Милане с десяток лет тому назад. На материке построили несколько скоростных дорог, и одна из них соединила город с аэропортом. На их сооружение ушли триллионы лир. И только когда строительство было завершено, возник вопрос, зачем аэропорту, принимающему от силы сотню рейсов в день, такая роскошная трасса и все эти автобусы, такси и катера. И лишь тогда задумались, а следовало ли тратить такую уйму общественных денег на строительство, в котором на поверку не было ни малейшей необходимости. После этого расследование попало в руки Брунетти, и посыпались ордера то на арест, то на замораживание активов владельца строительной фирмы, выполнившей львиную долю дорожных работ, и трех членов муниципального совета, которые наиболее активно настаивали на выборе именно этой фирмы в качестве подрядчика.

Другой комиссар занимался неким казино, где крупье нашли очередной способ обыгрывать родное заведение и снимали сливки в виде процента с выигрыша. Еще одного коллегу подключили к давнишнему делу о бизнесе, находящемся под контролем мафии, где-то в Местре — дело это росло как на дрожжах, и, к сожалению, конца ему видно не было.

Поэтому Брунетти вовсе не удивился, когда охранник на входе в квестуру прямо с порога сообщил ему:

— Он тебя спрашивал.

Если вице-квесторе[8]Патта требует его к себе в такую рань, это значит, что вчера вечером по поводу происшествия позвонили именно Патте, а не кому-то из комиссаров. А если это убийство заинтересовало Патту настолько, что он примчался на работу с утра пораньше, то выходит, что Тревизан был персоной куда более важной и располагал гораздо более солидными связями, чем это представлялось Брунетти.

Он поднялся к себе в кабинет, повесил плащ и проверил, не появилось ли на столе чего нового. Нет, ничего, кроме бумаг, которые сам он оставил здесь вчера вечером. А это могло означать только одно: все бумаги, что успели появиться по новому делу, находятся в кабинете у Патты. Он спустился по черной лестнице и вошел в приемную вице-квесторе. За столом сидела синьорина Элеттра Дзорци. Выглядела она так, будто с минуты на минуту ждала фотографов из «Вог»: платье из белого крепдешина делало ее похожей на ландыш; складки наискосок прикрывали грудь, но при этом она смотрелась ничуть не менее соблазнительно.

— Добрый день, комиссар, — сказала она, оторвавшись от журнала, и улыбнулась ему.

— Что, Тревизан? — спросил Брунетти.

Она кивнула:

— Шеф уже минут десять по телефону разговаривает с мэром.

— Кто кому позвонил?

— Мэр ему. А какая разница?

— Есть разница. Если мэр позвонил ему, значит, у нас по этому делу ничего нет.

— Как так?

— Если бы он позвонил мэру, это означало бы, что сам он уже в чем-то уверен и может заверить мэра, что у нас имеется подозреваемый или вот-вот будет чистосердечное признание. А раз мэр звонит ему, это значит, что покойный был важной птицей и они хотят получить результат как можно скорее.

Синьорина Элеттра закрыла журнал и отодвинула его на край стола. Брунетти вспомнил, что поначалу, только-только устроившись на это место, секретарша прятала журналы в стол, когда не читала, а теперь вот даже обложкой вниз не переворачивает.

— В котором часу он пришел? — спросил Брунетти.

— В восемь тридцать, — ответила она и тут же, не дав Брунетти задать следующий вопрос, добавила: — Я была уже здесь и сказала ему, что вы появились с утра и сразу ушли — якобы чтобы поговорить со служанкой Леонарди.

На самом деле Брунетти уже успел поговорить с этой женщиной вчера днем. В тщетных попытках получить от нее какую-нибудь новую информацию по делу о строительстве автотрассы.

— Спасибо, — откликнулся он. Гвидо не раз задавался вопросом, как синьорине Элеттре — барышне, очевидно всегда любившей приврать, пришла в голову мысль работать в полиции.

Она опустила голову и увидела, что красная лампочка на телефоне перестала мигать.