другое. У него была бородка-эспаньолка, и когда он целовал меня в лоб, я чувствовала себя ангелом.

На Пасифик-Коуст-Хайвей скопилось примерно восемьдесят миллионов машин. Солнце так бликовало на их капотах, что казалось еще более жарким, чем было на самом деле. Пляж в отдалении гляделся сухой, еще более блескучей поверхностью, чем холодная голубая глубина. Прямо перед поворотом в каньон я заметила открытый рыночек с мебелью и украшениями для дома, с дуплистыми дубами, превращенными в столы, с головами богов, отлитыми из эпоксидной смолы.

Я завернула туда, потому что мне нужны были новые вазы для праха. Старые я выбросила. Естественно, для меня это было ужасно – то, что приходилось возить с собой останки в пакетах. Но бесконечно больше меня удручал тот факт, что вместе с вазами я выбросила налипшие на стенки и дно частички праха. Я не могла отделаться от мысли, что они пропали навсегда. В вазе мог остаться палец ноги. Треть лобной кости.

Я выбралась из «Доджа» и пошла мимо высоких стеклянных подсвечников. Провела пальцем черту в пышной пыли на «магическом шаре». Миновала топазовых морских коньков, мексиканские сахарные черепа, аквамариновое морское стекло в веревочных сетках.

Приблизилась к круглолицему пареньку, одетому в толстовку с капюшоном – в такую-то жару.

– Мисс, – промолвил он, – я могу вам помочь?

По радостной улыбке паренька казалось, будто он не ведает, что творится в этом мире.

– Не можете, – ответила я. Я сказала это мягко, но в тот период моей жизни порог толерантности к ненужным разговорам у меня был низок, как никогда.

У этого рыночка была общая парковка с магазином «Малибу Фид Бин». Семечки для птиц, чаны с зерном для лошадей. В каньоне лошадей было много. Женщины с длинными косами ездили на них по скалам. Я представляю тебя одной из них, выше меня, полную достоинства во всех отношениях.

Внутри павильона рядом с висящими петуниями и пыльными розами обнаружились вазы. Одна была черная с желтыми цветами. Стеклянная лягушка с оранжевыми глазами и человеческими пятками, свисавшими с губы. Ваза смотрелась вульгарно, такие можно увидеть в доме каких-нибудь стариков во Флориде. Меня к ней сразу потянуло.

Молодой человек на кассе заметил меня и потом уже не отводил глаз. Я была в белом платье, похожем на ночнушку, тоненьком, как дым. Парень теребил прыщ на подбородке и пялился на меня. Каждый день случается по сотне таких мини-изнасилований.

Я взяла вазу и стала бродить вместе с ней, делая вид, что любуюсь садовыми подушками и нефритовыми собаками фу. Прыщавый кассир разговаривал по телефону. Я слышала за спиной движения еще одного парня, переставлявшего морских коньков с места на место. Люди редко считают, что ты можешь украсть что-то крупнее твоей собственной головы.

* * *

Загрузившись с вазой в машину, я почувствовала, что теперь у меня есть все важные и нужные мне детали. Представители компании-перевозчика должны были встретить меня в доме с итоговым счетом. Полный грузовик предметов, на которых я сидела. Начался подъем по каньону. Жухлая темная зелень пробивалась из засыпанных песком трещин между камнями. Там росли ясенец, венерин волос, ложное индиго и полевица. Местами попадались и цветные пятна, но в основном картинка была коричневой, оливковой и не ухоженной сверх всякого ожидания. Дома, просматривавшиеся с дороги, представляли собой здания в стиле семидесятых, построенные из древесины и замызганного стекла. Виды из них открывались на гремучих змей и выгоревшую траву. А виды в каньоне имели большое значение. Риелтор Кэти повторяла это слово снова и снова. Вид. Под конец оно стало казаться мне совершенно незнакомым.

Еще риелтор говорила о койотах и гремучих змеях. «Но не волнуйтесь», – успокаивала Кэти. Во время разговора по телефону я представляла ее себе рыжеволосой и красивой. Не волнуйтесь, Кевину нравится ловить гремучек и увозить их в более благоприятное место, никаких проблем.

Кевин был бывшей звездой рэпа, жил на снятом мной участке. Интересно, сказало бы тебе что-нибудь его имя? Актуальность мимолетна. Был еще молодой человек по имени Ривер, который обитал в юрте на лугу. Хозяин проживает тут же, рядом, сказала мне риелтор. На случай если какие-то проблемы возникнут. Вам здесь точно понравится. Это ж гребаный рай.

Я карабкалась по дороге-серпантину, пока не увидела указатель на Команч-Драйв. Меня объял ужас, поскольку эта улица вовсе не казалась очаровательной. На ней не было ни одного деревца, а дом стоял у верхней точки крутой гравийной подъездной дорожки. Это была самая высокая точка каньона Топанга, чуть ли не пронзающая собой облака. Больше всего мое новое жилище напоминало подходящее место для метамфетаминовой лаборатории.

Парковки как таковой здесь не было, так что я припарковалась рядом с черным «Доджем-Чарджер» на полоске земли перед крутым обрывом. Вблизи участок с домом напоминал фотки, которые отправляла мне риелтор, но не в том, что было действительно существенно. Она прислала мечту. Кэти прислала вид из стеклянных окон и печь, которая топилась пеллетами. Она не прислала ржавую ванну на улице у входной двери, полную побуревших суккулентов. Рядом с ванной-клумбой обнаружился кованый стол с двумя стульями. Имбирного цвета песок был усыпан галькой, так что ни стол, ни стулья установить ровно не удавалось. Окна в засохших мотыльках. Дом – темно-оранжевый, сложенный из саманного кирпича в форме океанского лайнера. В дизайне не было ничего привлекательного, ничего симметричного. И снаружи, и внутри жилища царила одуряющая, убийственная духота. Как представлю тебя одну на такой жаре – в которой пришлось быть мне, – сразу заставляю себя подумать о чем-нибудь другом.

Мне были даны инструкции – постучаться в дверь Кевина. Он жил в почти прилегающем к моему новому жилью строении. Полагаю, это был дом с двумя квартирами, но с виду так и не скажешь. Кевин должен был выдать мне ключи. Его сценический псевдоним – Уайт-Спейс – Белый Космос. Кэти говорила о Кевине так, как белые женщины определенного типа говорят о чернокожем мужчине, достигшем славы.

Прежде чем постучаться, я обошла участок. Риелтор была права. Вид открывался поистине театральный. Каждый раз, когда мы с Кэти разговаривали, я представляла ее на солнце, за садовым столиком, поедающей маленькими кусочками гравлакс. Уверена, если бы мы с девушкой познакомились поближе, я бы ее возненавидела.

Под горой был виден океан, а на другой стороне каньона – узкие параллелепипеды города, вздымавшегося за деревьями. Линия горизонта не производила особого впечатления. Я дошла до самой высокой точки участка. Он был неизмеримо – на мили и мили – выше шоссейной пробки из телефонизированных