– Тише, тише, – слышу я.

Вторым толчком генерал входит на всю длину. Я вскрикиваю, сжимаясь пружинкой, и упираюсь руками в его живот, пытаясь оттолкнуть. Эйфория от Шуи накрывает с головой. Боль превращается в наслаждение. Наилий двигается сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, входя в ритм. Мои стоны становятся долгими, протяжными. Я вздрагиваю на каждый такт, отпускаю с сожалением и встречаю с восторгом. Сжимаю ногами его бока так сильно, как могу. Кровь стучит в висках, сознание соскальзывает во тьму. Я подаюсь вперед, насаживаясь на генерала сама. Внутри меня он становится еще тверже или это я так сильно сжимаюсь? Снова больно, но по-другому. Тело просит разрядки и жаждет взрыва. Наилий вколачивается в меня, разгоряченный и безумный. Стонет так, что почти кричит. Я сминаю простынь в кулаках, и тело ломает судорога. Уши закладывает, сердце колотится, и немеют кончики пальцев. Генерала дергает едва ли слабее, он захлебывается криком и ложится на меня, пульсируя и отдавая семя.

Тяжесть его веса приятна, но дышать удается с трудом. Я вожу рукой по мокрой от пота спине, пропускаю сквозь пальцы пряди волос на макушке. Неуставная прическа у генерала, но даже в таких мелочах ему можно все. Он поднимается на локтях и легко целует мои приоткрытые губы.

– У тебя ведь есть душ в палате?

– Да, конечно, – улыбаюсь я, – мой карцер практически люкс.

– Тогда пойдем.

Мы встаем с кровати, и до ванной я иду, все еще чувствуя дрожь в ногах. Благодаря Шуи собственная нагота не беспокоит, но на генерала за спиной я предпочитаю не оборачиваться.

Душевая кабина полуавтоматическая, включает воду выбранной заранее температуры, как только я отодвигаю дверцу. Внутри вкусно пахнет яблочным мылом. Наилий забирается следом за мной и встает под струи воды.

Намыливание лишь чуть-чуть похоже на ласку, мы оба устали. Стенки кабины зеркальные, освещение в ванной яркое и я все равно рассматриваю генерала с ног до головы, как бы не смущалась. Сильное, тренированное тело и шрамов так много, что они напоминают контурную карту материков и океанов на планете. Любопытство дергает меня за язык, а опьянение не дает сдержаться.

– Все солдаты выглядят как ты?

– Нет, – качает головой Наилий, – я за всю жизнь не свел ни одного шрама, поэтому такой разрисованный. Молодым нравится гладкая кожа и одни идут под машинку, сводить все рубцы. Чтобы перед женщинами было не стыдно раздеваться.

У меня краснеют кончики ушей, а он вдруг меняет тему.

– Не волнуйся за сегодня, не забеременеешь. Я улетаю в командировку, поэтому уже под временной стерилизацией.

Я поджимаю губы и молчу. На этот раз получается. Наши генетики зорко следят за тем, чтобы от цзы’дарийцев женщины других рас не рожали детей. Всех, кто покидает планету, стерилизуют и снимают блокаду по возвращению.

– Но я не успела рассказать, что увидела.

– Успеешь, – отвечает генерал, гладя меня по мокрым волосам, – я вернусь через неделю. Ты рисуй пока свои схемы, черти привязки и не закрывай сегодня окно. Свободный час перед космодромом у меня будет. Увидимся.

Я прячу у него на груди счастливую улыбку. Почти смирилась с мыслью, что теперь мой удел – вечное ожидание. Когда прилетит, захочет ли видеть, найдет ли время? Я никогда не смогу назвать Наилия своим. Слишком плотная вокруг него толпа и слишком много рядом женщин. Впору загадывать, как быстро он меня забудет. Месяц? Два? Или быстрее?

– Мне пора, – осторожно начинает прощаться генерал, – надо закончить дела и собраться в дорогу.

– Да, конечно, – покладисто киваю и выключаю воду. Он целует меня и выходит из кабинки, а потом из ванной, на ходу снимая с вешалки полотенце.

Я даю ему время спокойно одеться. Вытираюсь тщательно, приглаживаю расческой волосы и собираю их в короткий хвост. Распустились под водой кудри, теперь я снова похожа на себя. Бледная вся до кончиков волос. Цзы’дарийцы светловолосые, но не все такие белые как я. Здесь в центре меня называют Мотылек. А я иногда мысленно зову Молью. Метр сорок восемь роста, на пять сантиметров ниже генерала. Но для женщин нашей расы вполне стандартно. Мужчины выше, но не намного.

Заворачиваюсь в полотенце и выхожу. Свет от торшера выхватывает из темноты фигуру генерала в парадной форме. Он поправляет ворот кителя и идет ко мне, чтобы обнять.

– Ложись спать, день был длинным.

Разворачивается, уходит и уже в окне говорит, что скоро вернется.

Я верю, смотрю вслед улетающим огням воздушного катера и тянусь за больничной сорочкой. Спать страсть, как не хочется. Но позорное желание сбежать от сновидений я давно вырвала на корню. Ну, здравствуйте, дорогие демоны, призраки и ночные кошмары. Давно не виделись. Теперь у вас много новых поводов меня помучить.

Дотерпеть до утра я не смогла. Дважды просыпалась с криками. В первый раз показалось, что на меня падает потолок, а во второй я увидела на кровати огромного паука и решила его прогнать. Одеяло на полу, простынь комком в середине, а подушка где-то в ногах. Небо в окне темно-синее, предрассветное, весь день впереди, а я будто и не засыпала.

После Шуи хочется выпить море и съесть слона. Но придется терпеть до завтрака, которого за побег на бал меня, скорее всего, лишат. Встаю, чтобы пойти умыться и замечаю на столике стакан с темно-красным напитком. В центре Шуи под строжайшим запретом. Считается, что мы и так буйные. Надо вылить, раз генерал забыл, пока санитары не увидели. Я беру стакан и понимаю, что не вылью. Целый стакан – это хорошая вечеринка на весь этаж. Наши не простят. Но куда его спрятать? Нарезаю круги по комнате и в итоге ставлю на пол за ножкой кресла.

Местный дрон-уборщик туповат, функции распознавания мусора не имеет. Скоро заявится, пробравшись через качающуюся створку в нижней части двери. Круглый, как таблетка и настырный, как щенок. Будет шумно всасывать пыль, и попискивать, натыкаясь на мои ноги. Я его один раз пнула, так он аварийное сообщение отправил о попытке взлома. Выслушивала потом лекцию от старшего санитара о недопустимости порчи имущества центра.

Умывшись и переодевшись в белую больничную рубашку и штаны на резинке, расправляю простынь на кровати. Проклятье! Была уверена, что рассказы о жутких кровавых пятнах после первого раза не более чем страшилка для девочек. Ошиблась. Простынь застирать надо. Не хочу, чтобы в прачечной пятно заметили даже случайно.

Странно, но за вчерашнее совсем не стыдно. Низ живота ноет от приятных воспоминаний, а губы растягиваются в улыбку.

«Жаркая была ночка», – раздается голос у меня в голове.

«И тебе доброго утра», – мысленно отвечаю я.

Своего эмоционального паразита я впервые услышала на шестнадцатом цикле, назвала Юрао и по глупости рассказала о нем матери. Родительница немедленно вызвала медиков и долго причитала, заламывая в отчаянье руки. Я тогда не понимала, что мне грозит, и с готовностью отвечала на вопросы. Да, я с ним общаюсь. Да, вижу. Нет, в комнате его нет, он здесь, в голове. Как выглядит? Как генерал вон на том плакате. В больницу на осмотр и анализы? Конечно, только сумку с собой возьму.