Рядом с владыкой, по обе стороны от него, стояло два араба, но даже если бы они находились поодаль, в толпе других сарацин, всё равно было бы ясно, что это важные сановники: их острые пристальные взгляды, гордая осанка и манера держаться с особым достоинством выдавали нерядовой ум, волевой характер и наводили на мысль, что они имеют определённую власть над людьми. Одеты они были просто, но один из них был бы даже красив, если бы его лицо сейчас не искажала печать особой неприязни, – визирь Халиб, правая рука султана, терпеть не мог иноверцев, по крайней мере, живых! Будь его воля, их участь была бы решена немедленно, по вполне известному ему порядку, и они, все до единого, уже лишились бы головы.

Второй же – визирь Заир аль-Хикмет, – недаром был прозван сарацинами Мудрым: на его невозмутимом лице невозможно было прочесть его мысли и тем более владеющие им эмоции, если, конечно, они когда-то и владели им – он был слишком мудр, чтобы поддаваться их власти даже внутри себя. Именно он показался Пелерину тем, к кому можно обратиться, как к равному, и Пьер, поняв устремлённый на него красноречивый взор господина, громко произнёс, мельком взглянув на султана, но обращаясь скорее к его советнику:

– Мы пришли с миром! И с просьбой…

Глухое эхо разнесло по залу прозвучавший у стен смех, и Пелерин почувствовал холодный ужас – осознание, что в погоне за миражами он совершил чудовищную ошибку!..

– Невероятно, до какой глупости может дойти человек, обделённый умом! – по-арабски произнёс Халиб, чуть поклонившись в сторону султана, будто прося позволения взять слово.

Сарацины засмеялись, поддерживая важного сановника, а чужеземцы оглянулись в поисках своих переводчиков, Гайтана и Махмуда. Доминик же, не дожидаясь разъяснений, вдруг громко произнёс:

– Смеяться над тем, кто не понимает сказанного на чужом языке, может только трус, боящийся говорить прямо в лицо.

Звонко прозвучав сквозь окружающий шум, слова его застыли уже в полной тишине. Халиб побагровел, а через мгновение волна негодования окатила зал. Многие сгоряча схватились за палаши, и было очевидно, что же должно произойти дальше… если бы не раздавшийся голос владыки, одной своей интонацией заставивший удержать клинки в ножнах:

– Мои воины ещё не забыли о потерях в недавней битве. Не стоит бередить их раны словами, особенно, если желаете просить

Теперь жаром гнева обдало чужеземцев. Доминик хотел было ответить, что и с их стороны потери были немалыми, но он заставил себя промолчать и проглотить прозвучавшее с насмешкой слово.

– Да, у нас есть просьба! – сказал он. – И если это спасёт человеческие жизни, то что может быть лучше таких прошений?!

– Чего же вы хотите?

– В те злосчастные дни, когда город сменил флаги, здесь остались пленные, за которых не было заплачено. Желаем их выкупить!

По залу пронёсся шёпот изумления и негодования.

– И почему вы думаете, что я не прикажу отрубить ваши головы со столь безумными мыслями? – султан Юсуф смотрел слишком невозмутимо, и Пелерин ощутил закипающий гнев от мысли, что всё было напрасно.

– Вы отпустили много пленных, которые заплатили за свою свободу, и даже тех, у кого не было возможности это сделать… – сдержавшись, спокойно произнёс он. – Вы цените человеческую жизнь и не станете впустую окроплять этот мир и нашей кровью!

– Но безумие – предполагать, что вы сумеете хоть кого-то отыскать! И тем более – надеяться уговорить жителей продать вам своих рабов, – пожал плечами владыка, почти равнодушно откинувшись на спинку трона, но продолжая пронзительно всматриваться в чужеземца, который казался отчаянно смелым для своей юности. Или же слишком нахальным…

– У нас с собой достаточно золота… – уклончиво ответил тот. – Так что просим лишь позволения беспрепятственно ходить по городу и говорить с людьми, чтобы найти свои семьи и друзей.

В зале воцарилась тишина – визири склонились к повелителю, и сарацины, видя, что тот обдумывает решение, затихли, не осмеливаясь шептаться. Доминик тоже напряжённо следил за беседой, слов которой не слышал. Заметив, каким взглядом владыка обменялся с Заиром аль-Хикметом, он подумал, что день этот для них вполне удачен: сначала их пропустили во дворец и они предстали перед султаном, а теперь, казалось, и прошение их будет удовлетворено. «Всё складывается как нельзя лучше!..», – решил он. Но как только внутри него промелькнуло это понимание, заставляя поверить в немыслимую удачу, мысли его сразу изменили своё направление… И внезапно он понял, что думает совсем об ином, о чём много раз уже размышлял во время этого странствия: о том, как всё же это глупо – не жалея своей жизни, ринуться туда, где, скорее всего, её захотят уничтожить!

«Имею ли я право так легкомысленно поступать с собой, со своей прошлой жизнью, со временем, которое мне отпущено?», – помрачнев, задумался он. Он не мог знать заранее, будет ли способен хоть чем-то помочь, отправляясь в этот путь, но имел ли он право в это верить?.. Члены его отряда, набранные Пьером, были опытными воинами, и никто иной в здравом рассудке не решился бы сюда прийти! – не сейчас, когда память о битве столь свежа. Конечно, если хотел остаться в живых… Так желал ли жить он сам? Или всё, что произошло, было лишь частью коварного плана его собственного ума, пытающего избавить его от горькой тоскливой жизни?..

Он поднял опущенную голову и снова всмотрелся в султана и советников. Он не хотел больше ни секунды размышлять о том, почему пришёл сюда! Теперь это было слишком страшно – всё страшно: внезапно осознать, что на самом деле не хочешь жить, вот так, как есть; или же, наоборот, желая жить, понять, что сейчас твоя жизнь висит на волоске и зависит от решения других людей…

– Владыка позволяет вам отправиться в город и обращаться к жителям! – произнёс Заир аль-Хикмет, поклонившись султану и сделав пару шагов в сторону чужеземцев. – Особым приказом они будут предупреждены о вашем появлении. Можете беседовать с ними, узнавать про ваших соотечественников, которые, возможно, остались здесь в качестве рабов. После, если кого-то найдёте и нынешний хозяин раба будет согласен продать его, вы вместе с ними должны будете снова предстать перед великодушными очами повелителя. Если же договориться с жителями у вас не получится, то и рабов выкупить вы не сможете!

Отряд довольно зашумел. Сарацины шептались, обсуждая услышанное, – то с одной, то с другой стороны можно было разобрать поздравления в адрес чужаков, но их было не так много. Основное мнение по этому вопросу, которого придерживалось большинство, было красочно написано и на лице визиря Халиба: он был недоволен, если не сказать – разъярён; в глазах его сверкали молнии, он даже, нервно покусывая чёрный ус, отступил чуть назад, чтобы его ярость не была случайно замечена владыкой.

Повелитель же щедро приказал выделить чужеземцам комнаты во дворце. Командиры стражи получили свои распоряжения, и последующие недели отряд сопровождало несколько мамлюков, которые следили, чтобы всё шло согласно приказу.