— Вот, — сказал он и показал вниз. — Посмотри.

Рапсодия подошла к окну и посмотрела на пробуждающуюся землю. Ничего подобного ей видеть не приходилось; здесь, в комнате, находящейся на вершине самого высокого пика Зубов, у нее возникло ощущение, будто она парит в воздухе, над тихонько перешептывающимися облаками, и весь мир раскинулся у нее под ногами. «Неудивительно, что намерьены считали себя богами, — с благоговением подумала она. — Они взирали с небес на Землю благодаря творению своих рук. Как же, наверное, им было страшно падать».

Когда-то из обсерватории можно было увидеть весь Канриф, чудо минувшей эпохи, королевство, где жили самые разные народы, отвоеванное у суровых гор силой воли короля намерьенов, Гвиллиама, которого иногда называли Провидцем, а порой награждали гораздо менее лестными эпитетами. Теперь же, спустя много веков после войны, принесшей гибель самим намерьенам и опустошившей их владения по всему континенту, их города в горах, обсерватории и библиотеки, усыпальницы и хранилища мудрости, дворцы и дороги оказались в руках болгов, потомков племен, разграбивших Канриф в конце кровавой Намерьенской войны.

Серый предрассветный сумрак окутывал Зубы, наполняя окружающий пейзаж темными пятнами теней. Скоро взойдет солнце и зальет все вокруг своим ослепительным сиянием. Захватывающие дух картины: лощины и каньоны, поросшие лесами, крутые склоны скал и утесов и развалины древнего города Канриф, памятника ушедшей цивилизации, построенного в горах, — расцветятся самыми невероятными оттенками всевозможных красок. Однако сейчас, когда ночь еще властвовала над землей, рваные линии хребтов казались какими-то плоскими и неприветливыми, словно хранили мрачное молчание смерти.

Рапсодия наблюдала за тем, как робкие лучи солнца прорезают черный бархат ночи, заливая чистым светом покрытые снегом горные пики, которые, словно в ответ на их ласку, вспыхивали ослепительным блеском.

Жители приграничных государств считали болгов чудовищами, имевшими лишь отдаленное сходство с людьми, стадом хищных каннибалов, нападающих на все живое. Когда-то Рапсодия тоже верила в эти глупые выдумки, давно, прежде чем встретила Грунтора и Акмеда, которые были наполовину болгами.

Но только теперь она узнала болгов по-настоящему. Боялись их не зря: они отличались злобным и воинственным нравом и без руководства сильного вожака использовали все доступные им способы, чтобы выжить, включая и каннибализм. Сейчас у них появился король, и Рапсодия полюбила этих примитивных людей, истинных сыновей Природы, которые бережно хранили свои легенды и традиции даже в самые трудные времена.

Фирболги оказались простым, прекрасным народом, не знавшим, что такое жалость к себе, и в первую очередь заботившимся о сохранении своего общества. Истекающие кровью воины лежали на поле боя и умирали от не слишком опасных ран, в то время как целители отдавали все свое внимание роженицам: болги считали детей своим Будущим, а солдат — всего лишь Настоящим. Все, что осталось в Прошлом, не имело значения, кроме, пожалуй, нескольких легенд и всепоглощающего желания выжить.

Первые лучи солнца выскользнули из-за горизонта, и тонкое снежное покрывало Кревенсфилдской равнины усыпали крошечные, словно сверкающие бриллианты, искорки. Взору Рапсодии открылись горы во всей их ослепительной красоте. Серебряные потоки воды мерцающими каскадами обрушивались со склонов и исчезали внизу, в каньоне. Рассвет в горах всегда производил на Рапсодию ошеломляющее впечатление.

Она начала тихонько напевать приветственный гимн встающему солнцу, которым лирингласы на протяжении многих веков, с начала Времен, встречали новый день. Мелодия коснулась оконного стекла, повисла в морозном воздухе и унеслась на крыльях ветра, чтобы рассыпаться, будто легкими снежинками, над полями внизу.

Когда песнь закончилась, Акмед положил руку на плечо Рапсодии.

— Закрой глаза, — едва слышно попросил он.

Рапсодия подчинилась, вслушиваясь в тишину гор и песнь ветра, резвящегося среди скалистых отрогов. Акмед убрал руку. Рапсодия ждала, что он снова заговорит, но он молчал.

— Ну? — спросила она, не открывая глаз. Не дождавшись ответа, немного раздраженно позвала: — Акмед?

Король болгов молчал. Рапсодия открыла глаза и взглянула вниз, на долину. И раздражение, которое она испытала несколько мгновений назад, уступило место ужасу.

Вся Кревенсфилдская равнина, уходящая от Зубов на запад, через провинцию Бет-Корбэр и дальше к Бетани, превратилась в море крови. Алый прилив неуклонно наступал, бунтующие волны накатывали на склоны гор, скрывая под собой скалы и холмы, находящиеся у подножья Зубов.

Рапсодия вскрикнула и перевела взгляд на горы. И вот уже вместо сияющих серебряных водопадов по склонам текут кровавые реки, заливающие Пустошь и каньон внизу. Дрожащими руками она ухватилась за подоконник и снова закрыла глаза.

Рапсодия знала, что ее посетило видение, она обладала даром проникать сквозь завесу Времени еще до того, как вместе с болгами покинула старый мир и пришла в это новое и таинственное место, в котором история начиналась как хвалебная песнь великим устремлениям, брошенным затем на алтарь бессмысленной глупости.

Вот только она не могла знать, разворачиваются ли перед ней картины Прошлого или, что еще страшнее, Будущего.

Очень медленно, с опаской она открыла глаза. Из алой равнина стала серой, словно над ней пронесся всепоглощающий злобный огонь. Впрочем, сейчас перед Рапсодией расстилалась холмистая страна, расположенная на другом конце света, Широкие луга Серендаира, где она родилась. Место, которое Рапсодия называла Лоскутным Одеялом.

Поля и деревни ее детства пожрал огонь, дымились луга, а дома превратились в обгоревшие головешки. Земля, покрытая пеплом, тянулась от самых Зубов до горизонта. Эти картины она видела много раз во сне; кошмары стали ее проклятьем. Рапсодию начало трясти, по прошлому опыту она знала, что будет дальше.

Она оказалась в самом центре безжалостного пожара, слышала, как трещит пламя — не теплая, чистая стихия, через которую она провела своих спутников, когда они шли сюда во чреве земли по Корню Сагии. Ее окружил темный, голодный огонь, знак ф’дора, демона, стремившегося уничтожить весь мир и, вне всякого сомнения, охотившегося за ними. На охоту за ним Акмед и Рапсодия отправлялись этим утром.

Стены и окна обсерватории исчезли. Рапсодия стояла посреди небольшой деревеньки, которую пожирал черный огонь, а солдаты с топотом носились по улицам, убивая всех подряд. Рапсодия слышала душераздирающие вопли и вдруг вдалеке, на горизонте, увидела глаза, обведенные красными ободками, глаза, которые безмолвно смеялись над ней, стоящей посреди оглушающего хора смерти.

Рапсодия услышала топот копыт и обернулась, как и всегда в своем часто повторяющемся сне. Залитый кровью своих жертв воин с безжизненными глазами мчался прямо на нее, могучий конь от нетерпения потряхивал головой.

Рапсодия подняла голову к окутанному дымом небу. Во сне в этот момент появлялся огромный медный дракон, который подхватывал ее и уносил к черным тучам, спасая от смерти.