подобно прозрачному жемчугу, и я вспомнил его историю. Древние сабиняне использовали этот камень в своих обрядах в роще Аштарот.

Тут я услышал шаги за окном. Такой огромный дом должен был охраняться, но эти торопливые шаги не имели ничего общего с мерной походкой сторожа. Шаги отдалились от окна и замерли. Я подумал возвратиться в спальню. В коридоре я заметил, что дверь Лоусона приоткрыта, и в комнате горит свет. Движимый непростительным любопытством, я заглянул внутрь. Комната оказалось пустой, кровать не расстеленной. Теперь я знал, чьи шаги слышал за окном библиотеки.

Я зажег настольную лампу и попробовал сосредоточиться на «Жестокой загадке»[12], но мой ум был сосредоточен на другой загадке, и глаза бессмысленно скользили по странице. Я отбросил книгу и снова уселся перед окном. Возникло ощущение, что я сижу в зрительном зале, а долина реки представилась огромной сценой, на которой вот-вот должны были появиться актеры. Нервы были напряжены до предела. Я словно ждал появления всемирно известной актрисы. Но никто не появился. Только поднявшаяся луна удлинила тени.

Силы оставили меня. И тут же тишину нарушил крик петуха и шелест деревьев. Сон овладевал мною, я вернулся в постель и снова услышал шаги снаружи. Какая-то фигура двигалась из парка к дому: это был Лоусон в пляжном халате. Он передвигался мучительно медленно, словно в изнеможении. Я не видал его лица, но вся фигура являла собой воплощение чрезмерной усталости и уныния.

Я бросился в постель и погрузился в глубокий сон до рассвета.

3

Разбудил меня камердинер Лоусона. Пока он помогал мне одеваться, я справился о здоровье хозяина и узнал, что тот плохо спал и скоро не поднимется. И камердинер с чисто английской заботливостью добавил от себя еще немного информации. У мистера Лоусона очередной приступ (сказал он) и, пока он не закончится через пару дней, хозяин не способен ни к чему. Он посоветовал мне увидеться с мистером Джобсоном, управляющим, кто может меня развлечь в отсутствие хозяина.

Джобсон появился до завтрака. Самое его явление оказалось первым положительным моментом в Вельевондене. Большой суровый шотландец из Роксбургшира, с короткими седыми бакенбардами, обветренным лицом и проницательными спокойными голубыми глазами, нанятый, безусловно, в подтверждение родословной Лоусонов. Я понял, почему имение в таком совершенном порядке.

Мы начали со спорта, и Джобсон рассказал мне о способах рыбной ловли и охоты. Его рассказ был деловым и четким; я видел, как он ищет глазами мои глаза. Стало ясно, что он может ответить и на другие вопросы, помимо спорта. Я сказал, что был здесь с Лоусоном три года назад, когда тот выбирал участок. Джобсон продолжал оценивать меня с любопытством.

— Я слышао пр’вас от мистера Лоуисона. Я знаю, вы его старый дроуг.

— Старинный, — сказал я. — И я с сожалением вижу, что это место ему не подходит. И почему — не могу представить. Он такой уже давно?

— Да, — сказал мистер Джобсон. — Раз в месяц емоу ст’новится дурна. Но и так всео плох’. Он стал с’всем другим с тех пор, как переехао сюда.

Джобсон казался очень серьезным и искренним. Я рискнул спросить:

— Так что же здесь происходит?

Он сразу не ответил, наклонился и дотронулся до моего колена.

— Я п’лагау, это не исцеляоется д’ктоурами. Взгл’ните на меня, сиа. Я всегда считался разумным челоуекоу, но если я роусскажу вам, что доумаю по этому поводу, вы сочтете меня сумасшедшиу. Но кое-что я вам скажу: п’дождем до сегодняшней ночи, и тогда снова задайте ваш вопрос. Возможноу, мы придиом к одному и тому же выводу.

Управляющий поднялся. Покидая комнату, он бросил через плечо: «П’читайте оудиннадцатую главу Третьей Книги Царств»[13].

После завтрака я отправился на прогулку. Сначала я поднялся на вершину холма — моим глазам предстали несравненные очаровательные виды. Вдали, более чем за сто миль, тянулись в небо синие горы португальской территории. Легкий ветерок напоил воздух тысячью тонких ароматов. Я спустился и последовал по ручью в сад. Листва пуансетий и олеандров поблескивала в чащах; в воде царствовали водные лилии всевозможных цветов. Я видел подпрыгивающую в воде форель, но не думал о рыбалке. Я пытался вспомнить что-то, но не мог.

Вскоре я оказался за садом, на лужайке перед рощей Аштарот.

Что-то подобное я видел на старинной итальянской картине. Только, если память не изменяла мне, пейзаж был населен танцующими нимфами и подглядывающим за ними из чащи фавном. Эта милая чудесная картинка встала перед глазами в теплом полуденном освещении. Очень осторожно я пробирался через тонкие деревья к конической башне, стоявшей в полутени. Я заметил кое-что новое: вокруг башни была протоптана дорожка, которой не было три года назад. Я помнил высокую траву у стен. Башню сделали своим святилищем кафры, или здесь происходит что-то еще более странное?

Возвратившись, я столкнулся с Трэверсом, сообщившим, что мистер Лоусон все еще у себя, но хотел бы увидеться со мной. Мой друг сидел в постели и пил крепкий чай — плохое занятие для человека в его состоянии. Я оглядел комнату, пытаясь обнаружить признаки какой-то пагубной привычки, жертвой которой он, как я думал, был. Но комната была чистой, свежей, хорошо проветренной. Я уверился, что ни наркотики, ни напитки не имели отношения к его болезни.

Он принял меня весьма вежливо. Я был поражен его видом: большие мешки под глазами, опухшая кожа как при водянке, большие глаза горят каким-то лихорадочным блеском.

— Я очень плохой хозяин, — произнес он пронзительно-тонким голосом. — Но я буду еще более неприветливым: я хочу, чтобы ты уехал. Я всех ненавижу в таком состоянии.

— Чушь, — ответил я, — тебе станет лучше. Я хочу знать, что это за болезнь. Ты показывался врачу?

Он устало улыбнулся:

— Доктора не помогут. Ничего страшного не случилось; через пару дней я буду в порядке, и тогда ты сможешь вернуться. Поезжай с Джобсоном поохотиться на равнине — это будет неплохое развлечение, а я буду чувствовать себя менее виноватым.

Я, конечно, похерил эту идею, и Лоусон разозлился:

— Черт побери, мужик, — кричал он, — почему ты здесь, если я не хочу этого? Говорю тебе, мне от этого будет только хуже. Через неделю я выздоровею и только поблагодарю тебя. Но сейчас уезжай, прошу тебя!

Я увидел, что он себя накручивает.

— Ладно, — сказал я успокаивающе, — мы с Джобсоном уедем охотиться. Но я очень беспокоюсь о тебе, старина.

Он откинулся на подушки.

— Не надо беспокоиться. Джобсон сделает, что нужно, а от Трэверса ты получишь все, что хочешь. До свидания.