— Ты веришь, что они были колдунами?

— Не говори глупостей!

— А что тогда?

— Не важно.

— Нет, важно! Ты знаешь про этот хутор что-то и не хочешь рассказать мне.

— Откуда? Так ты слышала, как кто-то шатался вокруг дома?

Девушка кивнула:

— Ты скрываешь от меня что-то. Давай, колись, братец!

— Ничего я от тебя не скрываю. Просто я тебе так скажу: у тех людей, которые жили на хуторе, нет повода хорошо относиться к деревенским. Помнишь, сколько лет их упорно сторонились здесь? А помнишь, как деда Язика нашли в канаве у Болотянки? И пусть он ко многим залезал в огород, чтобы поживиться, и не раз нарывался и получал заслуженно, но все же… Тогда ведь поговаривали, что не с сердцем у него стало плохо, а хуторские поймали его у себя на огороде и отбили почки! А помнишь, как у нашей бабули корову отравили? Между прочим, тогда ветеринар приезжал и экспертизу делали. Ей в самом деле подсыпали какой-то дряни. Все, что бы ни случалось в Старых Дорогах, происходило не без помощи хуторских. По крайней мере, в деревне так считали. И, поверь мне, не без основания.

— Нет, не может быть! — недоверчиво протянула Мира. — Что же они, бандитами были что ли? Почему так неприязненно относились к деревенским? Зачем все эти ужасы?

— Нет, бандитами они, может, и не были, но их родственников репрессировали! Вот они и мстили деревенским за прежние обиды!

— Да это бред! — не поверила девушка. — Не иначе, деревенские сами досаждали им, а они в отместку…

— Мира, ты что, веришь, что наша бабуля смогла бы кого-то обидеть? Наша или Лехина?

— Нет, не верю… — нехотя согласилась девушка.

— Когда старый еврей умер, в деревне вздохнули с облегчением. Его, между прочим, даже на кладбище деревенском не похоронили. Где-то в лесу, недалеко от хутора, есть две могилы — его и жены. Я тебе говорю, они нелюди! Так вот, он умер, но дом остался, и туда приезжают его родственники. А местные мальчишки однажды паренька оттуда выловили и сильно побили.

— Какие мальчишки? Когда? — испуганно спросила Мирослава.

— Давно. И мы с Лехой Поляковым были там. Он старше был, но нас-то — больше…

— Степик, но зачем?

— Да ты не думай, Мира, не за просто так! Знаешь, сколько он напакостил нам? Мы шалаш построим, утром приходим — он разобран. Сети поставим, проверяем — пусты. Так ладно бы пусты, так еще и порваны. Тарзанку повесим на дереве, он ее обрежет. И все шляется вокруг деревни, все что-то вынюхивает, выглядывает. Особенно по ночам любил погулять, шутник такой был, баб местных попугать любил… То в тыкву свечку вставит, то простыню нацепит, а однажды выволок из леса коровий череп с рогами, нацепил его на палку, колокольчики повесил и в дом постучался. Темно было, ночью уже, бабулька открыла дверь, а там такое вот… Помнится, «скорую» тогда вызывали. А потом по деревне байки гуляют о нечистой силе. Мы и то сначала решили, может, и вправду, а потом… Знаешь, сколько ночей мы пролежали в засаде? И все же выловили его и отделали хорошенько, по крайней мере, охота околачиваться по деревне у него отпала, да, видно, не совсем! — пробормотал последнюю фразу Рудинский.

— Что? — переспросила Мира.

— Ничего, так что ты не думай, мы его не просто так… Он сам нарвался, ну а если погорячились немного, то это от злости!

— Но… Степик, а вдруг он… Вдруг он просто хотел подружиться с вами и не знал как?

Степик усмехнулся:

— Странный способ он выбрал, ты не находишь?

— А если бы он запросто подошел к вам и предложил дружить, вы бы приняли его в свою компанию?

— Вот еще! Конечно, нет! — решительно заявил Степик.

— Я так и думала! И он, я думаю, тоже это знал… Так что, ты считаешь подозрительным тот факт, что сейчас кто-то из них объявился на хуторе? Ты думаешь, кто-то с хутора ходил вокруг нашего дома? Тебя это беспокоит?

— Я вообще ничего не считаю. Просто хочу, чтобы никто из них не появлялся в деревне. И не хочу, чтобы опять что-то случилось! Тогда, лет десять назад, это были лишь детские шалости! Теперь мальчишка вырос, вдруг ему захотелось поиграть по-крупному? Слушай, давай не будем заморачиваться на ночь глядя! Дом-то на хуторе все равно принадлежит им. Ну, или их родственникам. А может, они его и вовсе продали кому-нибудь под дачу! Правда, я не представляю, чтобы нашлись такие дураки, которые захотели бы купить этот дом! С такой-то историей…

— Нет, Степик, мне все равно не понятно, в чем эти люди виноваты?

Рудинский пожал плечами:

— Ты у бабули спроси, когда я родился, хутор уже был зоной отчуждения для Старых Дорог! А вообще мне кажется, все дело в том, что они евреи, и все!

— Так в деревне ведь не нацисты живут! Да и не антисемиты.

— Слушай, Мир, ты меня не грузи! И вообще, давай спать!

— Ладно! — согласилась девушка, хоть ей и хотелось еще поговорить.

Мирослава собралась уже слезть с кровати, но Степик неожиданно удержал ее за руку.

— Слушай, Мира, пообещай, что не сунешься на хутор!

— Я что, похожа на сумасшедшую? — возмутилась та и на цыпочках пробралась к себе. Впрочем, не стала бы утверждать это так категорично. Немного поразмыслив, она решила: на хутор не мешало бы заглянуть. И сделать это нужно прямо завтра. Не стоит откладывать.

Нет, разумеется, Мирослава не была отчаянно смелой и бесстрашной, но загадки и тайны манили ее, возбуждали любопытство. К тому же она терпеть не могла, когда ее считали маленькой и глупой и пытались отгородить от жизни…

Ей было всего семнадцать лет, и то, что происходило между хутором и деревней, прошло мимо нее. Хотя слышала Мира множество всяких историй о хуторе, однако никогда не воспринимала их всерьез. Все эти рассказы скорее напоминали народные предания, а то и вовсе сказки. Хутор всегда оставался чем-то нереальным для нее, а теперь вот стал явью.

Мирослава еще долго ворочалась в постели и слышала, что и Степик тоже не спит, ворочается и вздыхает. И бабушка вставала за ночь не раз. Выходила попить воды, вглядывалась в ночь за окном, проверяла, вернулся ли внук, и тихо бормотала что-то себе под нос.

И брат, и сестра проснулись поздно. Бабуля уже успела напечь блинчиков и сварила наваристый густой куриный суп.

Степик, проснувшись первым, перегнулся через спинку кровати и закричал в щель между дровами:

— Подъем, соня, уже обед!

— Степик, ты достал! Ты мне всю ночь спать не давал! — недовольно пробормотала девушка, переворачиваясь на другой бок.

— Ого! Какие двусмысленные заявочки! — хохотнул Рудинский.

— Хам! — огрызнулась Мира, отрывая голову от подушки. Отбросив в сторону одеяло, она спустила ноги с кровати и, засунув их в комнатные тапочки, прошлепала к окну, на ходу убирая с лица непослушные пряди.