Но как насчет семей? Нельзя уничтожить целую семью, только не в консервативном фермерском сообществе, где твои соседи боролись и умирали рядом с тобой на протяжении сотен поколений. Так появилось Правило исключений. Любая семья, достигшая конца своей родословной, имела право на повторное тестирование последнего живого наследника – до четырех раз. Если он терпел неудачу, его ждал Умирающий дом, а имя и поместье переходили к назначенному усыновленному наследнику из другой семьи.

В противном случае уцелевшие члены семейства продолжали бы жить: дюжина в этом столетии, два десятка – в том. И вскоре Севстралия разделилась бы на два класса: здоровых людей и привилегированных наследственных уродцев. Это было недопустимо, только не в то время, когда космос вокруг пропах опасностью, когда люди в сотнях мирах от Севстралии мечтали и гибли ради того, чтобы добыть струн. Севстралийцы должны были быть бойцами – но выбрали не быть солдатами или императорами. Следовательно, им приходилось быть крепкими, настороженными, здоровыми, умными, незамысловатыми и добродетельными. Они вынуждены были быть лучше любого возможного врага или комбинации врагов.

У них получилось.

Старая Северная Австралия стала самым жестким, разумным, простым миром в галактике. Без всякого оружия севстралийцы могли по очереди посещать другие миры и убивать почти все, что им угрожало. Правительства боялись их. Простые люди ненавидели их или преклонялись перед ними. Инопланетные мужчины бросали странные взгляды на их женщин. Инструментарий оставил их в покое или защищал так, чтобы севстралийцы об этом не узнали. (Как это было в случае Раумсога, который привел весь свой мир к смерти от рака и вулканов из-за одного удара Золотого корабля.)

Севстралийские матери научились смотреть с сухими глазами, как их дети, внезапно одурманенные из-за проваленного экзамена, пускают слюну от удовольствия и, хихикая, идут навстречу своей смерти.

Пространство и подпространство вокруг Севстралии стало липким, искрящимся от множества защитных приспособлений. Крупные мужчины, привыкшие жить на открытом воздухе, курсировали на крошечных боевых судах вокруг подходов к Старой Северной Австралии. Встречая их во внешних портах, люди всегда думали, что севстралийцы выглядят простаками; эта внешность была силком и иллюзией. Севстралийцев закалили тысячи лет беспричинных нападений. На вид они были простыми, как овцы, однако разум у них был коварный, как у змеи.

А теперь – Род Макбан.

Последний, самый последний наследник достойнейшего семейства оказался наполовину уродцем. По земным стандартам он был вполне нормальным, но по севстралийским меркам считался неадекватным. Он был очень плохим телепатом. Нельзя было рассчитывать, что он сможет слыжать. Большую часть времени другие люди вообще ничего не могли передать в его разум; они даже не могли его прочесть. Они слыжали только неистовое бульканье и глухое шипение бессмысленных подсемем, обрывки мыслей, ни во что не складывавшиеся. Со способностью говрить дело обстояло еще хуже. Он вообще не мог беседовать при помощи своего разума. Время от времени он транслировал. В таких случаях соседи бежали в укрытия. Если это был гнев, ужасающий пронзительный рев буквально захлестывал их сознание яростью, плотной и красной, как мясо на бойне. Если Род был счастлив, получалось ничуть не лучше. Когда он, сам того не зная, транслировал свое счастье, оно производило тот же эффект, что и скоростная пила, вгрызающаяся в скалу со вкраплениями алмаза. Его счастье впивалось в людей чувством удовольствия, которое быстро сменялось жестоким дискомфортом и внезапным желанием, чтобы все собственные зубы выпали: они превращались в плюющиеся вихри грубого, неописуемого беспокойства.

Люди не знали главный секрет Рода. Они подозревали, что время от времени он может слыжать, будучи не в состоянии контролировать этот процесс. Они не знали, что если он слыжал, то слыжал все на мили вокруг, в микроскопических деталях и телескопическом диапазоне. Его телепатический приемник, когда работал, проникал сквозь мыслещиты других людей, словно их не существовало. (Если бы некоторые женщины на фермах вокруг Пастбища рока знали, что он случайно почерпнул из их сознания, они бы ходили красные до конца жизни.) В результате Род Макбан обладал пугающим массивом всевозможных данных, которые плохо стыковались друг с другом.

Предыдущие комитеты не присудили ему Пастбище рока, но и не отправили его на хихикающую смерть. Они оценили его интеллект, быстрый ум, невероятную физическую силу. Но их по-прежнему тревожило его телепатическое увечье. Его оценивали трижды. Трижды.

И трижды вынесение приговора откладывали. Они выбирали меньшую жестокость и обрекали его не на смерть, а на новое младенчество и свежее воспитание в надежде, что телепатические способности его разума естественным образом поднимутся до севстралийской нормы. Они его недооценили.

Он это знал.

Благодаря подслушиванию, которое Род не мог контролировать, он понимал обрывки происходящего, хотя никто ни разу не объяснил ему рациональные как и почему процесса.

Мрачный, но собранный крупный мальчик в последний раз без всякого смысла пнул пыль на своем переднем дворе, вернулся в дом, прошел прямиком через главную комнату к задней двери, ведшей на задний двор, и вполне вежливо поприветствовал родственниц, которые, пряча сердечную боль, собирались одеть его для испытания. Они не хотели расстраивать ребенка, хотя он был крупным, как мужчина, и демонстрировал больше самообладания, чем многие взрослые. Они хотели скрыть от него ужасную правду. Что они могли с этим поделать?

Он уже знал.

Но сделал вид, что не знает.

Весьма сердечно, с подобающим, но не слишком сильным испугом он произнес:

– Эй, тетушка! Привет, кузина. Доброе утро, Марибель. Вот ваша овечка. Вычистите ее и подстригите для соревнований скотины. Мне полагается кольцо в нос или бантик на шею?

Молодые девушки рассмеялись, но его старшая «тетя» – а на самом деле пятиюродная сестра, вышедшая замуж за члена другой семьи – серьезно и спокойно показала на стул во дворе и ответила:

– Садись, Родерик. Это серьезное дело, и мы обычно не говорим, пока готовимся.

Она прикусила нижнюю губу, потом добавила, словно хотела не напугать его, а произвести впечатление:

– Сегодня здесь будет сам вице-председатель.

«Вице-председатель» возглавлял правительство; председателя во Временном правительстве Содружества не было уже несколько тысяч лет. Севстралийцы не любили показуху и сочли, что «вице-председатель» – достаточно высокий пост для любого человека. Кроме того, это заставляло обитателей других миров теряться в догадках.

(Род не впечатлился. Он видел этого человека. Это случилось во время одного из его редких моментов широкого слыжанья, и оказалось, что разум вице-председателя полон чисел и лошадей, результатов всех скачек за триста двадцать лет и планов шести возможных скачек в ближайшие два года.)

– Да, тетушка, – сказал он.