«Нет, не то, не так…По-другому было…Надя проработала у нас в отделе после института 3 года, а потом уволилась – что-то там у неё с матерью приключилось и ей нужно было искать надомную работу, ну, что-то вроде технических переводов. Когда она у нас возникла, то на всех, и на меня в том числе, произвела впечатление высокомерной гордячки: очень замкнутая, молчаливая, необщительная, таких, как она, называют асоциальными. А внешностью была ничего себе: и стройная, и лицом вполне симпатичная. И только месяцы спустя я понял, что её «высокомерие» на самом деле – жутчайшая закомплексованность, жутчайшая боязнь быть просто самой собой. Видимо, от этого она и уходила в тот мир, где не нужно ни с кем общаться, говорить – в мир книг, просто входила туда и закрывала за собой дверь, и вот там она становилась собой истинной, и я её истинной всё же увидел, потому как оказалось, что и говорить и особенно спорить с ней – редкое наслаждение, а ведь мы с ней ни разу во мнениях не сошлись: ни по Набокову, ни по «вероотступничеству» Толстого, ни по Хаиму Сутину, ни…да всё, о чём мы спорили, перечислять – огромный список получится. Мы спорили во время обеденных перерывов (на нас потом уже все рукой махнули), во время всяких коллективных празднеств, по пути с работы. Коллеги начали острить по поводу нашего «романа» – пусть их! Но никакого «романа» у нас с Надей не было, перед тобой-то, то есть, перед собой-то я искренен! У нас не было даже тени интима, я даже не был в неё влюблён! Даже сиюминутно не был! И когда она уволилась, у меня не возникло тяжёлого чувства потери, просто образовалась некая неуютная пустота – не было на расстоянии вытянутой руки другого такого человека, с кем спор, разговор так сильно бы затягивали, однако, разговоры – разговорами, но при чём здесь Любовь?!»

Двойник вздохнул: «Да-а-а, если ты мне направил своё письмо, значит, тебе и правда нужна помощь, и я помогу тебе. Кстати, ты ведь и сам тогда понял, что Надя-то очень больно тебя полюбила, только боялась, как бы ты не догадался об этом. И не только из-за больной мамы она уволилась…»

«Да, догадался, но это ничего не меняло…»

«Возможность, которую я тебе сейчас дам прямо в руки, будет единственной, второй уже не будет никогда, сколько бы ты потом ни отправлял писем всё на тот же адрес электронной почты, тебе больше не будет ответа. Пойдём».

Они вышли в прихожую, и зеркальный двойник с усилием двумя руками открыл, как открывают дверь, то самое огромное доисторическое зеркало, из которого вышел при встрече. Там оказалась сразу наполнившаяся осенним, полупрозрачным светом комнатка, больше похожая на чулан без окон, буквально заваленный, как казалось на первый взгляд, то ли старым хламом, то ли совсем застаревшим от времени антиквариатом. Это были какие-то совершенно непонятные, неопределимые по своей функциональности предметы, которые Серёжа никак не мог идентифицировать и назначения которых не понимал: очень большие и совсем маленькие, светящиеся и блёклые, бросающиеся в глаза своей яркостью и совсем незаметные, с выраженной формой и совершенно бесформенные. Тут было настолько много всякой непонятной всячины, что рассмотреть всё, наверное, возможно было лишь за несколько суток. И в этом чулане стоял уже очень явственный, очень волнующий аромат ранней весны. Внимательно присмотревшись, Серёжа увидел, что на самом деле предметы не были ни хламом, ни нагромождением: ни один предмет не заслонял собою другого полностью, то есть, частично –да, было, но полностью – нет, и расположены они были отнюдь не хаотично, а в некоем необъяснимом порядке, а между ними была проложена узкая аккуратная и чистая дорожка. Зеркальный Сергей остановился и обвёл рукой комнату: «Всё это – наши Любови, каждая из них – в единственном экземпляре, каждая – неповторима, есть, правда, похожие, но абсолютно одинаковых – нет. Тебе не надо ничего выбирать, просто смотри вокруг и увидишь, как Твоя Любовь даст тебе знак. Вот её ты и возьмёшь с собой. И запомни навсегда, у каждой из них, даже самой маленькой, самой, казалось бы, невзрачной – гигантская мощь внутри! И если взятую здесь Любовь потом выбросить, то это будет огромная выпущенная разрушительная сила, и она может наделать очень много бед не только тебе, но и другим. Если же ты оставишь её у себя, не выбросишь, то знай, что её мощь сделает тебя, можно сказать, всесильным. Хотя я, конечно, утрирую, но в жизни ты сможешь очень много сделать, очень многого добиться, ты всегда будешь ощущать в себе силу сделать то, что ты хочешь сделать, даже если это «что-то» не получится с первого раза. Бывает, конечно, что некоторые Любови через сколько-то лет выдыхаются, у кого-то даже получается их реанимировать, правда, не у всех. А второй раз к нам никто придти не может – такого совершенства в нашей работе мы ещё не достигли…Хотя работаем над этим вопросом, работаем…»

Так сильно Серёжа давно не волновался: «А можно я возьму ту Любовь, которая мне сейчас больше всего понравится?»

Второй Сергей досадливо поморщился: «Можно-то, конечно, можно, удерживать тебя я не стану, да только получится, что ты возьмёшь не свою, а чью-то чужую Любовь, и счастья она тебе уж точно не принесёт, и сил никогда никаких не даст, и ты проклянёшь тот день, когда сюда пришёл. Поверь мне, я знаю что говорю, таких случаев у нас было не просто много, а ОЧЕНЬ много, когда визитёр или визитёрша видит СВОЮ Любовь, которая только для него/неё и светится, и пищит, но – не хочет её брать, а берёт ту, которая никаких знаков не подаёт, берёт только потому, что она чем-то больше понравилась! Не представляешь себе, какие потом настоящие трагедии в жизни разыгрываются. А Любовь невероятно быстро возвращается в нашу каморку, чтобы тихо дожидаться своего истинного хозяина, который, кстати, может и вообще не объявиться. Так что не делай этой ошибки, возьми СВОЮ. Только СВОЯ Любовь даёт силы и, не смейся, большой кусок счастья. Так что давай, смотри вокруг внимательно».

И Серёга начал медленно озирать Любови. Какие же они все были разные! Изумительно прекрасные и уродливо-корявые, огромные и крохотные, яркие и серенькие, блестящие и тусклые, гладкие и шипастые, округлой формы и остроугольные, мягкие и жёсткие, с приятным запахом и с отвратительным, с «липучками» и без оных…И