когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, я сажусь работать. Наверное, существуют другие рецепты, но я их не знаю, или они мне не помогают…». Сергей стал изнурять себя работой до такой степени, до какой изнуряет себя истинный схимник, удалившийся от мира и начисто отринувший от себя всё, кроме схимы. Он стал неразговорчив, замкнут, крайне вспыльчив и раздражителен, от всех коллективных мероприятий изобретательно увиливал и пахал, пахал, пахал и на работе и даже дома.

…А однажды чётко, как будто всполох полыхнул в мозгах, понял, что именно он сделает. И сделал. Купил конфет, дорогого коньяка, цветов и пришёл в отдел кадров, где его давно уже все знали и всегда ему почему-то радовались. Кадровичка их отдела была немолодой дамой, но искренне доброжелательной и начисто лишённой ядовитой вредности. Она не имела права никому давать адреса или номера личных телефонов сотрудников, даже и уволившихся, но адрес и телефон Нади она Серёже дала, без идиотских шуток и намёков. И не спрашивала – зачем ему это. Просто посмотрела как-то по-старушечьи сердобольно, по-доброму и попросила его зайти на следующий день, а когда он пришёл, она протянула ему листочек с адресом и телефоном и тихо сказала: «Серёжа, ты только не отступай». Он приложил руку к своему сердцу и склонил перед ней голову в знак высочайшей благодарности.

Сергей не имел ни малейшего представления о том, как Надя сейчас живёт, чем наполнена её жизнь, может быть, там уже и муж законный имеется? Тогда зачем ему этот адрес, что он хочет ей сказать, ведь слов «я тебя люблю» в нём не было даже в зачатке! А как он будет выкручиваться перед её мужем, если таковой имеется? Но Серёга даже не пытался найти хотя бы какого-то объяснения своему порыву, звонить не стал, просто однажды взял и поехал после работы к Наде, больше не задаваясь никакими вопросами, не думая ни о чём, не представляя, застанет ли он её вообще-то дома или нет.

Дверь ему, не спрашивая «кто там?», открыла Надя. Она была всё такая же, какой он её и помнил, за прошедшие несколько лет ничего в ней не изменилось, та же затравленность взгляда, та же боязнь самой себя.

В первый момент она даже не поняла, что это Серёжа, потом вдруг узнала, и тут он увидел, какой цвет приобретает очень смуглое лицо, когда оно в одно мгновение краснеет. А цвет оказался потрясающим – очень спелого, очень сочного персика. Она растерялась и оторопела до такой степени, что ничего не могла вымолвить, тогда Сергей сказал «Привет» и сам вошёл в квартиру. Никакого мужа не было, а Надина мама уже больше 2-х лет как умерла. Надя работала дома, делала технические переводы. Она отвечала, а он смотрел на неё в упор и отчётливо видел, до какой степени ей плохо…

Он так и не уехал от неё. Никогда. Не было никакой свадьбы, никакого празднества – ничего не было, как не было и такой любви, от которой бросаются в омут, в полымя, её не было! Они стали мужем и женой внезапно, поразительно для самих себя.

Они подобны были двум истинным друзьям, которые делаются то чуть ближе, то чуть дальше друг от друга, но разрубить их уже не может никто и ничто в жизни. Ах, как права Белла: «Свирепей дружбы в мире нет любви!». Они не заметили, как это произошло, но, когда у них уже вовсю с визгом носились по квартире 3-летние бандиты-близнецы, однажды ясно осознали, что прочно окутаны коконом Любви и что никакая внешняя сила разорвать этот кокон не может.

И тогда Серёжа вспомнил про Свою Любовь, а когда, приехав в свою старую квартиру, полез на антресоли и разгрёб тайник, то сразу видел, что Любовь сильно выросла, стала удивительно красивая, и она вся переливалась радугой, тихо смеялась, что-то то пела сама себе, то радостно пищала, и от неё веяло чудесным ароматом ранней весны и осеннего дождя одновременно. Он привёз её Наде и начал рассказывать…И тут Надя замерла, едва сдерживаясь от смеха, и почти прошептала:

– Как? И ты тоже? Дом в Трёхпрудном, да?..

Они хохотали до слёз, до икоты, и, хохоча, Надя полезла в самое глубокое нутро большого шкафа и достала оттуда Свою Любовь – она была не похожа на Серёжину, но она была красива своей красотой. Две красивых, разных любви мгновенно притянулись друг к другу, как притягиваются два мощных магнита, и разъединить их уже не способна была бы никакая сила. Никогда.