Двум сильным кланам давно удалось подмять под себя остальных. Но не высказанный вопрос – кто главный в Мааданде – невидимой дымкой висел между дворцами повелителей. По завету Основателей правил Светлый Верхал. Ар-Раарам приходилось кланяться, хотя они давно превзошли «божественных» и в мудрости, и в мощи. Из поколения в поколение напряжение росло, Ар-Раары неуклонно двигались вперед. Теперь и последнему забулдыге было ясно, что род Пахтыхтамайев чахнет, бездетный Ксайлан до сих пор не решил, кто станет Верхалом после него. Пихомор улыбнулся: близок час, когда соперники канут в небытие. Он вынул из вазы цветок и втянул любимый аромат.

Около двух ночи к отцу заглянул Бикир. Когда близнецы были маленькими, отец частенько путал их, да и сейчас различал с трудом, по прическе – Бикир носил длинный хвост, Бакар стригся коротко. В остальном братья были совершенно одинаковы: жгучие брюнеты с черными глазами, гибкие и сильные, завораживающие настоящей мужской красотой и грацией молодых жеребцов. Ночное посещение не удивило Пихомора, не спать по ночам было для Ар-Рааров делом обычным.

– Проходи, сынок – Пихомор отложил перо и испытующе уставился на сына. На его открытом доброжелательном лице лисьи глаза жили как бы собственной жизнью, никогда не позволяя узнать истинных намерений Митверхала.

Бикир терпеть не мог этот мрачный кабинет со стенами, увешанными топорами предков, по большей части церемониальными – неподъемными и совершенно бесполезными в бою, зато жуткого вида. Правда, за спиной отца висело прекрасное боевое оружие, включая любимый арбалет, которым он неоднократно размахивал перед носом близнецов.

– Почему я? – Бикир счел предисловия лишними, – В Мааде полно Ар-Рааров, способных управлять упряжкой! Мне надоело веселить сброд!

– Народу нужны зрелища, – ответил ему отец, – тебя затрудняет почетная обязанность?

– Да еще как, – в черных глазах Бикира сверкнул гнев, резко очерченный подбородок угрожающе выдвинулся вперед, – ты знаешь, я ненавижу это!

– Ты сын Митверхала, а не бакалейщика, – произнес Пихомор, – вы – опора авторитета дома Ар-Рааров. Бакар, в отличие от тебя, это понимает.

– Да Бакар просто стоит рядом с тобой! А из меня сделали циркача! Я не хочу!

Мнение сыновей всегда было последним, что интересовало Митверхала. Бикиру приходилось отдуваться за двоих, пока Бакар сопровождал отца и осваивал стезю правителя. Бикир же отвечал за «зрелища» вроде проезда на пырларлах и показных боев. Им восхищался весь Мааданд, но это не радовало. Зря он, похоже, отказался стать Преемником. Семь лет назад отец предоставил близнецам самим решить, кто унаследует его титул. Бикир не отличался красноречием и властолюбием, предпочитая состязания и военное дело, поэтому справедливо рассудил, что «болтун» Бакар справится лучше. Он рассчитывал, что будет обучать молодых воинов и тренировать пырларлов. Все так и было, но Пихомор заставлял его «трюкачить», не слушая никаких возражений. От глупой ликующей толпы Бикира выворачивало. Ничто в жизни не способно было вывести его из равновесия, кроме тысячи горящих азартом глаз без проблеска здравой мысли. И хуже всего, что отец давил именно на это, самое больное место.

– Ведешь себя, как глупый подросток, а не представитель ответственного за весь клан семейства, – голос Митверхала посуровел, – «хочу-не хочу» – не твой случай.

– У меня нет времени на подготовку к играм!

– Отбери время у винных бочек и девок! Думаешь, не знаю, чем вы заняты? – заорал Пихомор, – еще один подобный взбрык, на год поедешь на Древнее Море, командовать охраной каторжников! А я-то уши развесил, думал, важный разговор! Пшел! Некогда мне!

Бикир до хруста сжал кулаки, но не посмел возражать. Отец запросто мог отправить его убирать навоз вместо подготовки к Играм, таким важным для близнецов. Он поклонился и почти бегом покинул кабинет, насилу подавив желание как следует хлопнуть дверью.

Опасаясь убить кого-нибудь в гневе, Бикир отправился в конюшню. Там был тот, кто понимал его лучше всех – после брата, конечно – пырларл Малыш. Со времен основания кланов эти изменённые магией кони были спутниками Ар-Рааров: с ядовитым дыханием, злобные и рогатые, с шипами на ногах и голове, вдвое крупнее не магических собратьев. На редкость свирепые и упрямые существа, но необычайно умные и умелые бойцы. Эти гордецы признавали лишь одного хозяина, за которого готовы были отдать жизнь. Если с ним что-то случалось, осиротевшие пырларлы обычно умирали от тоски в течение полугода.

Бикир обожал Малыша, самого крупнного и злобного среди сородичей. гигант не подпускал близко никого, кроме Бикира, даже Бакара, удивительным образом различая близнецов. Однажды Бакар надел одежду брата и вошел в стойло Малыша. Эта шутка едва не стоила ему жизни, после чего никто больше не пытался укротить злобную тварь.

В полумраке пырларлы похрустывали кормом, изредка фыркали и переступали с ноги на ногу. Бикир еще издали услышал радостное похрюкивание. Вообще-то, пырларлы умели и ржать, но в основном издавали характерные хрюкающие звуки. Войдя в стойло, Бикир едва не упал на солому – пырларл сильно боднул его от радости.

– Эй, хрюнделябр! – воскликнул Бикир, хлопая его по шее, – мог бы и поаккуратнее!

Бикир оседлал Малыша и выехал в темноту ночного города. Надо было проветриться, он направился к западным воротам, за которыми начинался Большой Лес. Множество опасных существ обитало в нем, но хозяин пырларла нисколько не беспокоился на этот счет. Он сам вызывал ужас и гордился этим. А мысль о встрече в лесу с кровожадной тварью вызывала свирепую радость. После беседы с отцом хотелось погрузить руки в теплую кровь, и поглубже.

***

Еще вчера, заметив, что Ки-Клат достает охотничий костюм, Мурец ни на шаг не отходил от него. Всем известно, синакотики – лучшие в поимке мосорожков, некрупных копытных с мягкой шерстью и вкусным мясом, обитающих на опушках леса, а Мурец претендовал на звание лучшего из лучших. Ки-Клат с отцом потратили уйму времени, чтобы как следует натаскать его. Главной сложностью была наука отдавать добычу хозяину: Мурец отличался чрезвычайной жадностью. Но зато теперь слова «Мурец» и «удачная охота» были почти синонимами.

Непревзойденный охотник, в остальном Мурец был совершенно неоднозначной кошачьей личностью. Он мог валяться возле Ги-Млы, мурчать и тереться об ее ноги, а через секунду трёхцветный зад мелькал по коридору, роняя плохо закрепленные предметы и иногда людей. А если у него случался «припадок вредности», все ходили как тени, избегая когтей и зубов. Но, когда его начинали ругать, Мурец состряпывал такую умильную физиономию и так уморительно плюхался на спину, что сердиться дальше не было никакой возможности, и все заканчивалось чесанием пушистого пуза.

Сейчас он сидел на кровати Ки-Клата и нетерпеливо мял лапами одеяло. Юноша попытался спихнуть его, но отожравшийся синакотик размером в полчеловека даже не шевельнулся.

– Ах ты, жиробасина, – проворчал Ки-Клат.

Он выполз из-под одеяла и начал одеваться. За окном забрезжил рассвет. Ки-Ван, сын управляющего, наверное, уже седлает лошадей и опять назовет его соней.