– Замечательная вещь, – согласился Бакар, – но пять минут – слишком мало, чтобы получить полное признание. Да и говорить в том состоянии, что ты описал, затруднительно. А еще что-то мне подсказывает, что Митверхал не обрадуется, если потеряет Преемника таким бездарным образом.

Равтар несколько раз цокнул языком.

– Господин Бакар, у меня и в мыслях не было совершать подобное кощунство. Вы прервали мой рассказ на середине. Сам по себе состав был бы, как вы справедливо заметили, бесполезен, разве только использовать его для казни. Но я изобрел еще один. Обрабатываешь им место, куда был нанесен первый – и все проходит. Можете говорить сколько угодно. При этом никаких увечий, дело ограничивается несколькими царапинами.

– Рад, что не стану калекой после нашей беседы, – хмыкнул Бакар.

– Господин Бакар, – серьезно сказал дознаватель, – больше вас я уважаю только Митверхала, поэтому не хочу унижать и не хочу, чтоб вам было неловко. Нет ли у вас естественных надобностей? Не позвать ли прислужника, чтобы помог?

– Не откажусь, пожалуй, – помедлив, процедил сквозь зубы Преемник. Остаться в сухих штанах – уже хорошо, он знал, как умеет работать Равтар.

Когда прислужник ушел, Равтар взял предмет, похожий на расческу с редкими острыми зубьями, подошел и с усилием провел им по груди Бакара, оставив несколько глубоких царапин.

– Больно вообще-то, – поморщился Преемник.

– Ой ли? – не поверил Равтар, у которого при виде крови загорелись глаза.

Он смочил два лоскута ткани в содержимом разных флаконов.

– Сейчас вы оцените мой талант, господин Бакар.

Бакар так и не поверил до конца в слова Равтара, но как только сочащаяся жидкостью тряпица оказалась у него на груди, понял ошибку. Отец старательно приучал сыновей к страданиям, но подготовка оказалась ничтожной перед этим испытанием. Невообразимая и необъятная боль пронзила все тело, казалось, даже волоски на руках и ногах скрючиваются в судорогах. Паника выжимала воздух из груди и заставляла сердце скакать загнанным пырларлом, он чувствовал, что оно вот-вот разорвется, что наступили последние мгновения жизни. Он перестал дышать, стиснул кулаки и зубы и зажмурился. Пытка вытеснила все мысли и ощущения, кроме одного слова: молчать. Только это слово он еще понимал и цеплялся за него всем существом.

– Вдох! – прокричал ему в ухо Равтар, и он чуть не поблагодарил его.

Через пару минул дознаватель дал ему передышку, прощупал пульс и спросил, не изменилось ли настроение господина Преемника. Каждая клеточка в теле Бакара содрогалась от ужаса, но он покачал головой. И Равтар снова взял платок.

Время замерло, превратившись в сплошной кокон боли, но что-то вдруг изменилось. Бакар приоткрыл глаза, удивившись, что они от этого не лопнули. Равтара не было. На него смотрел Бикир.

– Пла-ток! – прохрипел Бакар, обливаясь потом и слезами.

– Платок? – растерянно переспросил близнец.

Кое-как, мотая головой и давясь обрывками слов, Бакар объяснил брату, что делать. Бикир поменял платки, а в следующее мгновение перерезал веревки. Сотрясаясь всем телом, Бакар резко сел и вдохнул так, будто его несколько минут держали под водой. Бикир прижал его к груди, давая время прийти в себя.

– Я здесь, братишка.

Сделав несколько хриплых судорожных вдохов, Бакар осмотрелся. Равтар лежал на полу, а в дверь испуганно заглядывал маленький Кигил Ки-Тан.

– Надо поторапливаться, – сказал Бикир, – идти сможешь?

Бакар кивнул и посмотрел на него внимательно. Глаза его округлились. Он будто посмотрел в зеркало.

– Бикир, что ты сделал?!

Бикир бросил мальчишке-Кигилу золотую пятерку, которую тот ловко поймал, и гордо провел рукой по коротко стриженной голове.

– Непросто было отыскать твоего парикмахера в такой час, но ты позвал… Идем, а то я так и не сказал Шэду, что забыл в Мааде брата.