По правде говоря, сама работа с документами не так уж утомляет — любой, даже неопытный новичок, легко справится с ней меньше чем за час и еще успеет маникюр отполировать. Но дело в том, что работа полицейского связана в основном с физическими действиями — а еще ведь нужно хорошо запоминать показания подозреваемого, чтобы уличить его, если он солжет при следующем допросе. Нужно быть готовым примчаться на каждый крик о помощи, нужно сохранять хладнокровие, когда распаковываешь подозрительные свертки. Не то чтобы это нельзя было совмещать с бумажной работой — но так бывает редко, очень уж деятельность разноплановая. И Неблетт как раз дал мне понять, что из меня не получится крутого полицейского, который ловит воров на улицах, но я принесу большую пользу, если возьму на себя работу с документами, освободив от нее таких ребят. Я готов был поклясться, что эти слова — «большая польза» — вот-вот сорвутся с его языка.

— Сэр, я надеялся на что-то более инициативное, — проговорил я.

— Это очень инициативная позиция, — ответил Неблетт. — Ваша служба принесет управлению большую пользу.

Как правило, офицеры полиции могут ходить в паб, когда захотят, но среди многих правил, обязательных к исполнению, есть следующее: по окончании стажировки происходит традиционная попойка, где патруль накачивает своих свежеиспеченных констеблей до непотребного состояния. В связи с этим нас с Лесли притащили на Стрэнд, в «Жабу и Рузвельта», и принялись усиленно поить. Теоретически мы должны были в конце концов свалиться под стол.

— Как прошла встреча? — прокричала мне Лесли, пытаясь перекрыть гомон паба.

— Отвратно! — крикнул я в ответ. — Вспомогательный отдел!

Лесли скривилась.

— А у тебя как?

— Даже говорить не хочу. Ты взбесишься.

— Ну давай уже, — сказал я. — Выдержу как-нибудь.

— Меня временно направили в отдел расследования убийств.

На моей памяти такого еще не случалось.

— Следователем будешь?

— Нет, констеблем в штатском, — ответила она. — У них сейчас много работы, и им не хватает людей.

Она была права: это меня выбесило.

Вечер был испорчен. Пару часов я сознательно страдал, но терпеть не могу, когда кто-то начинает себя жалеть, — в особенности я сам. Поэтому вышел на улицу — это было наилучшей альтернативой выливанию на голову ведра холодной воды.

Однако дождь, к сожалению, кончился, пока мы сидели в пабе, поэтому я просто стоял и дышал стылым воздухом, надеясь протрезветь.

Минут через двадцать ко мне присоединилась Лесли.

— Надень пальто, черт побери! — проворчала она. — Простынешь же насмерть!

— Разве холодно? — спросил я.

— Я знала, что ты расстроишься.

Я надел пальто.

— Твой клан уже знает? — спросил я.

У Лесли, помимо папы, мамы и бабушки, еще пять старших сестер. Все пять до сих пор жили в Брайтлинси, на сотне квадратных метров родительского дома. Я их видел пару раз, когда они всем кагалом устраивали набег в Лондон за покупками. И производили при этом столько шума, что вполне могли считаться коллективным, то есть семейным, нарушителем общественного порядка и нуждались бы в полицейском эскорте, если бы таковой (в лице Лесли и меня) уже не сопровождал их.

— Да, сказала днем, — ответила Лесли. — Все очень обрадовались, даже Таня, хотя она толком и не понимает, что это значит. А ты своим рассказал?

— О чем? — спросил я. — Что буду сидеть в офисе?

— Ничего плохого в этом нет.

— Да, но я хотел быть настоящим полицейским.

— Я понимаю, — сказала Лесли. — Но почему?

— Потому что хочу приносить пользу обществу, — ответил я. — Ловить злодеев.

— Носить китель с блестящими пуговицами, да? Застегивать наручники и говорить: «Вот ты и попался, приятель!»?

— Хранить и поддерживать общественный порядок, — возразил я. — И не допускать правонарушений.

Лесли грустно покачала головой.

— А кто тебе сказал, что он есть, этот порядок? Вот ты дежурил в субботу ночью — много ты видел порядка?

Я хотел небрежно облокотиться о фонарный столб, но не получилось — меня слегка повело в сторону. Лесли это показалось гораздо более забавным, чем было на самом деле. Она так смеялась, что даже присела на крыльцо книжного магазина «Уотерстон», чтобы перевести дух.

— Ну ладно, — сказал я, — а ты-то почему выбрала эту профессию?

— Потому что я хорошо это умею, — ответила Лесли.

— Скажешь, ты такой уж хороший полицейский?

— Еще какой! Давай будем объективными, я офигительно хороший полицейский.

— А я?

— А ты слишком рассеянный.

— Вовсе нет.

— Канун Нового года, Трафальгар-сквер, толпа народу, кучка недоумков мочится в фонтан — помнишь? Ситуация начала выходить из-под контроля, недоумки стали бузить — и что же поделывал ты?

— Я всего-то на пару секунд отлучился.

— Ты изучал надпись у льва на заднице! — припечатала Лесли. — Я пыталась скрутить пьяных гопников, а ты тем временем занимался историческими исследованиями!

— А хочешь узнать, что там было написано? — спросил я.

— Нет, — ответила Лесли, — не хочу. Ни про надпись на львиной заднице, ни про принцип работы сообщающихся сосудов, ни про то, почему одна сторона Флорал-стрит на сто лет старше другой.

— Неужели тебе не интересно?

— Мне, знаешь ли, просто не до этого, когда я скручиваю гопников, ловлю угонщиков или приезжаю на место аварии с летальным исходом. Ты мне нравишься, ты хороший человек — но, понимаешь, ты видишь мир вокруг не так, как его должен видеть полицейский. Ты как будто видишь что-то, чего нет на самом деле.

— Например?

— Ну, не знаю, — сказала Лесли, — я ведь не вижу того, чего нет.

— Между прочим, эта способность очень полезна для полицейских, — заметил я.

Лесли фыркнула.

— Нет, ну правда, — не унимался я, — вот прошлой ночью, пока ты потакала своей кофеиновой зависимости, я нашел свидетеля, которого на самом деле нет.

— Вот именно, — сказала Лесли.

— Но как может быть свидетелем человек, которого нет, спросишь ты?

— Спрошу.

— Может, если он — призрак!

Лесли уставилась на меня и пару секунд молчала.

— Моя версия — это был ответственный за камеры наружного наблюдения.

— Что? — не понял я.

— Ну, человек, который просматривал запись с камеры наружного наблюдения. Он и есть свидетель, которого там не было. Но эта выдумка про призрака мне нравится.